— Почему выбрали именно меня? — повторяет она вопрос, который уже задавала, но тогда он ушел от прямого ответа, выдав общую формулировку, которая конкретно к ней не имела никакого отношения. Если бы Улей на самом деле выбирал лучших, то она бы точно не попала под прицел.
— Поверь, я сам хочу в этом разобраться, — стирая с ее щеки одинокую слезинку, ласковым тоном произносит Бут.
— Ты не знаешь? — пораженно спрашивает она.
— Я — всего лишь батлер, Кая. Руководство не посвящает меня в свои планы, — он натянуто улыбается, успокаивающе гладя ее по волосам. — Мне неизвестны их мотивы и цели. Я получаю приказы и выполняю их. У меня нет выбора, нет прав и шанса уйти отсюда живым. Я такой же заложник положения, как и ты. Скажу одно — раз ты здесь, значит кому-то это нужно, — он делает непродолжительную паузу, давая девушке время осмыслить услышанное.
Кая в полном раздрае. С одной стороны его слова звучат подкупающе искренне, с другой — это может быть очередная уловка с целью влезть в доверие. Бут недвусмысленно пытается внушить ей мысль, что они, по сути, находятся в одной лодке, что само по себе абсурдно. Их ситуации невозможно уровнять, даже если он тоже является рабом системы. Но она дает ему то, что батлер хочет увидеть и услышать — удивленный взгляд, сочувствующее выражение лица, обречённую грусть в глазах и смирение с неизбежным туманным будущим. Хочешь разгадать замысел врага — используй его методы. Притворство, лицемерие, ложь и фарс. Ничего нового. Общество, в котором она воспитывалась и росла, использовало те же принципы для сохранения своего высокого статуса.
— Пока ты осваиваешься, тебя никто не тронет. Дальше будем смотреть по ситуации, — удовлетворенный ее реакцией, Бут поощрительно улыбается. — Ты позволишь мне помочь тебе?
— А у меня есть варианты? — с горечью уточняет девушка.
— Нет, — звучит предельно честный ответ, в котором заключена вся суть ее истинного положения. Строгая иерархия человеческого улья в деле. Он подчиняется верхушке, она подчиняется ему и верхушке. Наивно и глупо надеяться, что Бут в действительности собирается ей хоть чем-то помочь. Высвободив руку, Кая отстраняется, разрывая зрительный контакт. Нужно собраться с мыслями и, не вызывая лишних подозрений, выжать из него максимум информации. Разумеется, большая часть окажется продуманной ложью, но любой обман строится на хорошо замаскированной правде.
— Бут, можно вопрос? — осторожно спрашивает Кая, накручивая длинный локон на палец и таким образом отвлекая его внимание от своего лица, чтобы не дать моментально считать ее истинные эмоции.
— Спрашивай, — без заминки соглашается батлер.
— Могу я поговорить с тем, кто руководит этим вашим Ульем? Обещаю, что буду вести себя примерно и уважительно, — на одном дыхании выпаливает Кая.
— Зачем? — он не выглядит удивленным или раздраженным ее самонадеянной смелостью. Разве что самую малость разочарованным, но это не смертельно.
— Вдруг мне удастся с ним договориться…
— Кая, я же объяснил — отсюда нельзя уйти.
— Возможно мне удастся его убедить, — она упорно стоит на своем.
— Каким образом? Предложишь денег? Думаешь, у твоего отца достаточно средств, чтобы выкупить тебя? — ледяной скепсис в мужском голосе задевает ее за живое.
— Он отдаст все, что у него есть, — горячо заверяет Кая.
— И все равно этого будет недостаточно, — отрезает Бут, глядя на нее чуть ли не с жалостью. — С чего ты вообще решила, что корпорацией управляет мужчина? По пчелиным законам во главе улья стоит королева.
— Хочешь сказать… — удивлённо бормочет Кая. — Невозможно, — недоверчиво тряхнув головой, она переводит взгляд на бирюзовый горизонт. — Ты с ней знаком?
— Разумеется. Я нахожусь у Медеи в прямом подчинении.
— Медея… — задумчиво повторяет Кая, словно пробуя имя на вкус, и оно отдает смертельным ядом, а отнюдь не медовой сладостью. Вслух она говорит совсем другое: — Идеальное имя для царицы пчел. Так ты передашь ей мою просьбу? — резко повернув голову, девушка снова смотрит в мерцающие недобрым светом голубые глаза. Черт… она его разозлила, перешагнула черту, выдала себя с головой, облажалась.
— Я подумаю, что можно сделать. Мне жаль, что ты так ничего и не поняла… — Его голос звучит странно, будто постепенно удаляясь, но он здесь, рядом и никуда не уходит…
Веки девушки внезапно тяжелеют, свет кажется слишком интенсивным, до вспышек и рези в глазах, словно кто-то вдруг прибавил яркость всем оттенкам цвета. Ощущение невесомости и затягивающей эйфории возвращается, постепенно заползая в сознание, убирая все лишнее, стирая страх и боль. Окружающий мир теряет четкость, сужается, размазываясь, как клякса от воды на полотне художника. Бут все-таки что-то подсыпал в еду. Он изначально знал, что их разговор закончится именно так, просчитав ее реакции на десять шагов вперед.