— Пусть эта сука сначала себе голову вылечит, — зло отмахивается парень.
— Адам. Мы с тобой тысячу раз обсуждали эту тему. Нельзя называть женщин суками, — терпеливо поясняет Терентий Дмитриевич, словно сыну все еще идет десятый год. Столько лет прошло, а ничего не изменилось. Разве только еще хуже стало. — Твоя мама…
Слушать что-либо о матери Адам не собирается. Одно лишь существительное "мама" до сих пор отзывается внутри него волнами боли.
— Они и есть суки, — взрывается, резко перебивая отца. — Все!
— To, что твоя мать так поступила с нами, не значит… — пытается упорствовать Терентий Дмитриевич.
— Папа, замолчи! — отталкиваясь от стены, Адам яростно надвигается на отца. Перед глазами словно пелена опускается. Все внутри немеет от напряжения. И только подойдя к ошеломленному отцу вплотную и нависая над ним, осознает, что ступает за черту. Отворачивается. Несколько раз тяжело вздыхает. Трет лицо руками. — Прости, папа. Хоть ты не занимайся промывкой моих мозгов. Ладно? — не дожидаясь от отца ответа, разворачивается. — Просто скажи этой суке… то есть, Ирине Викторовне, что у меня возникли неотложные дела, — окончательно расслабившись, натягивает на лицо привычную ухмылку. — Так и быть, я приду на следующий прием. Но передай, чтобы эта "мозгоклюйка" не смела больше обрывать мой телефон! И пусть приготовит хороший кофе. В прошлый раз были ужасные помои. Я даже куплю ей коробку конфет, — усмехается парень. — Пускай ее ж*па вырастет еще на три размера.
— Адам!
— Кстати, она сказала, у моего имени тяжелая энергетика, — сообщая это, парень широко разводит руками, и Терентий Дмитриевич машинально отмечает, как бугрятся мышцы его груди и плеч. Мысленно возлагает молитвы, чтобы это были естественные результаты тренировок, а не последствия химических препаратов. — Она, бл*дь, кто? Психотерапевт или экстрасенс? Ее методика совершенно нелогична. Я даже больше скажу, она абсолютно некомпетентна. Я, — смеясь, высокомерно тычет себя в грудь, — профлитературы больше нее прочел. Она — тупая крыса с купленным дипломом.
— Адам, прошу тебя… Перестань оскорблять Ирину Викторовну.
— Хорошо, пап. Я понял, — отмахивается от отца. Взмахнув рукой в сторону двери, добавляет: — Ты, кажется, торопился.
Отец нерешительно смотрит на сына. Ощущает, как чувство крайней беспомощности затапливает его снизу доверху.
Адам растет красивым мужчиной. Уже сейчас выше отца, и шире его в плечах. Но как был неуправляемым и проблемным ребенком, таким и остается. Нет в нем зрелости. Нет ответственности. Не думает о последствиях. Творит, что вздумается. Обладая поразительным складом ума, постоянно направляет его в дурное русло. Каждый раз проявляет пугающе агрессивную изобретательность. Терентий Дмитриевич не знает, где границы его жестокости. Иногда ему кажется, что и сам Адам этого не знает.
— Галина Васильевна готовит тебе ужин, — сдавшись, вымученно говорит Терентий Дмитриевич. — Отдай распоряжение, где будешь есть.
Разворачивается к двери, но Адам внезапно останавливает его.
— Пап, ты сейчас по телефону назвал одну фамилию… Исаев, — Титов поворачивает голову и тревожно смотрит на сына. — Я познакомился с его дочерью,
— последняя фраза заставляет мужчину сделать резкий вдох.
— Адам, ради всего святого, не трогай ее.
— Почему, папа? — сощурившись, интересуется Адам, и Терентий Дмитриевич чувствует себя так, словно попался на крючок.
— Что значит, почему? — с бессилием повторяет он. — Потому что, Адам.
— Хороший ответ. Я сразу все понял, — исходит сарказмом сын.
— Я не желаю сталкиваться с этой семьей, — пытается найти ответ, который утихомирит Адама.
Но, Бог видит, зря.
— Почему? — усмехается отпрыск.
— Боже, на что я надеюсь! Тебе бесполезно что-то запрещать. Ты все равно сделаешь наоборот. Назло мне.
Адам осуждающе качает головой.
— Как ты можешь, папа? Я ничего не делаю назло тебе. Я делаю то, чего сам хочу. Это разные вещи.
— Адам… — просит Терентий Дмитриевич, всматриваясь в лицо сына. — Послушай меня хоть раз. Не трогай ее.
— Ладно, — соглашается неожиданно парень. — Перестань беспокоиться, папа. Я ведь просто спросил.
Терентий Дмитриевич внимательно смотрит на безмятежное лицо Адама, и это пугает его еще больше.
— Не пытайся меня успокоить! Ты ничего не спрашиваешь просто так.
Адам присвистывая, усмехается.
— А ты растешь, пап, — похлопывает родителя по плечу. — Раньше ты мне всегда верил. Велся на любые мои слова.
— Не смей играть со мной в свои игры, — злится Терентий Дмитриевич.