Титов опускает руки Еве на бедра, и она задыхается от того, как тяжело и горячо они ощущаются. Чувствуя, как по телу разливается лихорадочное тепло, сжимает ноги крепче. Ремень Адама задирает тонкий капрон и холодит ее колени, но она не может заставить себя пошевелиться. Застывает, подобно статуе.
— Говоришь глупые вещи, Ева. Но мне нравится тебя разочаровывать. Из нас двоих ты будешь единственной пострадавшей стороной.
Девушка спешно перемещает взгляд. Что-то ищет в глазах Титова. Нечто важное для себя. Только он замыкается, не дает ей ответов.
— Чтобы ни случилось… — отчаянно выдыхает она. — Запомни, не хочу с тобой дружить.
— Мы не друзья, — грубо отрезает парень.
— И никогда ими не станем, — горячо настаивает Ева. — Даже если я мертвой лягу, не приходи ко мне, Титов. Останься за чертой, — заключает сделку с монстром и с собственной безумной натурой.
— Не приду, — легко обещает он ей.
— Хорошо, — выдыхает Исаева с облегчением. Отставив пиво на столешницу позади себя, берет Адама за руку. — А теперь послушай, каким будет твое испытание.
— Субъект. Информация. Действие, — равнодушно внимает ее указаниям Титов.
— Павел Исаев. Двадцать девятое октября, морской бизнес-центр. Знакомство, — решительно выпаливает девушка, и безразличие Адама сменяется коварной ухмылкой.
Склоняясь, он задумчиво перебирает выбившуюся прядь ее волос.
— По рукам?
— По рукам, аномальная моя.
Беспечные, неуравновешенные, аморальные дети.
Они еще не осознают, что этим вечером запустили цепь чудовищных непоправимых ошибок. Они еще не знают, что этой ночью умрет чья-то маленькая мечта, ставшая первой жертвой их развлечений.
Они еще не ведают, что спустя каких-то сорок два часа своими опрометчивыми действиями потревожат настоящего дьявола.
[1]Пиво производства мексиканской компании Grupo Modelo.
День четырнадцатый (1)
Услышь меня и вытащи из омута.
Веди в мой вымышленный город, вымощенный золотом.
© Oxxxymiron
День четырнадцатый.
— Папа! Пап…, - прилагая все усилия, Ева тянет на себя тяжелые дубовые двери отцовского кабинета. На мгновение нерешительно застывает в проеме. Отец не позволяет ей входит в свою святыню, но сейчас, когда мама в отъезде, девочке тоскливо и очень страшно. — Папочка…
Сминая в руках ночную сорочку, осторожно ступает в слабоосвещенную комнату. Вздрагивает, едва босые ступни касаются сверкающего пола. Черный мрамор пронизывает маленькие ножки ледяными шпорами, словно напоминая Еве, что ей здесь не будут рады.
Оглядывая помещение, девочка тоненько вскрикивает и тут же зажимает рот ладошкой, чтобы сдержать рвущийся из груди вопль.
Будто завороженная, смотрит, как узкая красная струйка шустро бежит по роскошному половому покрытию. Липким слабым теплом лижет детские пальчики и огибает пяточки. Страх, омерзение и полнейшее замешательство искажают миловидное личико Евы. Ее губы дрожат, пока глаза следуют вглубь помещения в поисках источника грязной лужицы.
Сердце с ужасом врезается в грудную клетку, колотится об нее, будто до безумия взбудораженная птица.
Густая алая жидкость скорым ручейком вытекает из лобового отверстия распростертого на полу человека. Еву пугают не столько рана и вид крови, сколько неподвижные пустые глаза мужчины.
— Ева? Что ты здесь делаешь? — слышит гневный голос отца.
Павел Алексеевич хватает ее за плечи и пытается развернуть к себе. Но девочка, словно упрямый бвсенок, уклоняется и вертится, не желая отрывать взгляд от потухших человеческих глаз.
— Что случилось с этим человеком, папочка? — взволнованным шепотом спрашивает Ева.
— Ничего, — выплевывает Исаев и встряхивает дочь, будто тряпичную куклу, насильственно разворачивая ее к себе.
Всматривается в искаженное ужасом детское личико недовольным взглядом.
— Этот человек мертв? Ему больно?
Тонкий голосок Евы со звоном отлетает от высоких стен помещения и извлекает наружу то, что Исаев всеми правдами и неправдами пытается скрыть. Сражаясь с подспудным желанием накричать на дочь и силой заставить ее молчать, он вынужденно ищет слова утешения, способные успокоить детский пытливый мозг.
— Нет, Ева. Он не мертв, — отмеряет каждую интонацию в своем голосе. Пытается звучать благожелательно и миролюбиво, чтобы расположить ребенка к себе. — Папа ему поможет.
Последняя фраза понукает застывших у порога людей в черных костюмах двигаться. Тихо переговариваясь, они проходят мимо Евы и Павла Алексеевича. Склоняются над неподвижным телом.