— Может, я не прав. Но сдается мне…
— Говорите.
— Что люди не созданы для таких дальних полетов в изоляции. Космическое пространство требует полной отдачи. А изоляция противна человеческой природе, это вид житейского безумия, совершенно отдельное пространство — так мне думается, — признался командир. — Ты смотри в оба: у меня у самого крыша едет.
— Продолжайте, — сказал психолог.
— А у тебя какие мысли? Не сломаемся мы тут?
— Будем держаться. Конечно, у людей настроение скверное. Если в ближайшие сутки они не успокоятся и если не прибудет сменный экипаж, то лучше нам вернуться на орбиту. От одной мысли, что они направляются к дому, им станет легче.
— Подумать только, такие средства псу под хвост. Даже стыдно, честное слово. В этот полет вбухали миллиард долларов. Что мы скажем в отчете сенату — что смалодушничали?
— Порой малодушие — единственный выход. До поры до времени человек может терпеть, а потом будет спасаться бегством, если только не найдет, кого бы обратить в бегство вместо себя. Поживем — увидим.
Взошло солнце. Луны-близнецы исчезли. Но на Марсе днем было ничуть не уютнее, чем ночью. Один из астронавтов выпустил всю обойму в какого-то зверя, который померещился ему за спиной. Другой прекратил работу, отговорившись нестерпимой головной болью, и ушел в кубрик. Хотя днем экипажу полагался отдых, заснуть удавалось лишь урывками — от врача то и дело требовали снотворного или дополнительных порций бренди. Ближе к ночи доктор с командиром решили обсудить положение.
— Надо отсюда сниматься, — сказал Уолтон. — Соренсон, к примеру, уже на грани. Даю ему ровно сутки. Бернард — то же самое. Жалко, черт возьми. Хорошие парни, что один, что другой. Просто отличные. Но в нашем центре на Земле марсианские условия не воссоздать. Никакие тесты не помогут продублировать то, чего не знаешь. От изоляции — шок, от одиночества — шок, да еще какой. Но попробовать все равно стоило. Лучше быть трусом, но остаться в здравом уме, чем стать буйнопомешанным. Я? А что я? Мне здесь хреново. Правильно наш парень сказал: домой хочу.
— Неужели отдавать приказ? — спросил командир.
Психолог кивнул.
— Дьявольщина. Ненавижу сдаваться без драки.
— А с кем здесь драться — с ветром, с пылью? Вот если бы прибыл сменный экипаж, мы бы еще поборолись, но, похоже…
— Капитан, сэр! — раздался чей-то крик.
— В чем дело?
Командир и врач оглянулись.
— Смотрите, сэр! Вот там, в небе! Сменный корабль!
И в самом деле. Из корабля и палаток высыпали люди. С заходом солнца ветер стал ледяным, но они не прятались, а стояли как вкопанные и неотрывно смотрели в небо, на огненный след, который разрастался все больше, больше и больше. Корабль номер два с грохотом выпустил длинный красный шлейф. И совершил посадку. Остыл.
Команда первого корабля со всех ног бросилась вперед по дну моря, оглашая воздух криками.
— Ну? — спросил командир, отступив на шаг. — Какие будут предложения? Стартуем или остаемся?
— Раз такое дело, — ответил врач, — надо бы остаться.
— На двадцать четыре часа?
— Это как минимум, — сказал Уолтон.
Из корабля номер два выгружали необъятные контейнеры.
— Эй, полегче там! Майнуй помаленьку!
Сверяясь с инструкцией по сборке, люди стучали молотками и давили на рычаги. Психолог наблюдал за ходом работ.
— Ближе подводи! Контейнер семьдесят пять? Вот он. Ящик ноль шестьдесят семь? Сюда ставьте. Так. Открывай. Шплинт А — в гнездо Б. Шплинт Б — в гнездо В. Да-да, все правильно, отлично!
К рассвету все было готово. За восемь часов из контейнеров и ящиков появилось чудо. Стружки, вощеная бумага, картон — все это быстро убрали, каждую деталь протерли от пыли. Когда дело было сделано, команда первого корабля окружила новоявленное чудо и замерла в немом благоговении.
— Готовы, капитан?
— Черт побери! Готов!
— Врубайте!
Командир дернул рубильник.
Городок озарился светом.