Население города встретило нас ликованием, засыпало цветами; офицеров без конца приглашали на обеды и вечеринки.
Каппелевский план сражения за Сызрань был настолько выверен и так точно спланирован, что войска потеряли всего четверых убитыми, в то время как красные оказались разгромленными в пух и прах. Эта первая наша победа вселила в нас дух уверенности и даже куража, благодаря ей массово стали приходить добровольцы, а захваченных богатых трофеев вполне хватило на то, чтобы обуть, одеть и снабдить оружием всех вновь прибывших.
Вернувшись через некоторое время в Самару, мы почти сразу погрузились на пароход «Мефодий» и двинулись по Волге, имея целью освобождение ставропольского района, плотно захваченного большевиками. В пятнадцати верстах от Ставрополя мы выгрузились на крутом левом берегу; батарейные орудия и зарядные ящики вынесли на руках. Поскольку район предполагаемых боев был весьма обширен, Каппель решил не утомлять свои части изнурительными переходами, — войска нужны были ему свежими. Поэтому он отправил в соседние деревни небольшой отряд, которому вменялась в обязанность конфискация подвод у населения. При этом Каппель приказал платить за каждую подводу по пятнадцати рублей, что в те годы было весьма приличной суммой.
Ставропольский рейд оказался не особо обременительным, хотя боев было много и в некоторых пришлось нам изрядно попотеть. Тактика Каппеля и здесь отличалась от обычной: впереди войск на расстоянии полутора-двух верст шел небольшой конный разъезд, а следом ехали выкупленные у крестьян подводы, на которых подремывали разморенные летним солнцем солдатики. Как только авангардный разъезд попадал под первые пули, которые были хорошо слышны далеко вокруг, солдатики мгновенно стряхивали дремоту, соскакивали с подвод и становились в боевой порядок. Разъезд впереди, между тем, явно демонстрировал неодолимое желание к отступлению и, с ленцой постреливая, отходил к своим основным силам, где на самых выгодных позициях уже стояли свежие, отдохнувшие в пути солдаты, целили в неприятеля загодя подготовленные пулеметы и орудия, а командующий с какого-нибудь удобного пригорка обозревал в бинокль окрестности, корректируя действия своих молодцов. Каппель просил младших командиров беречь людей, действовать слаженно и обдуманно, и потому наши потери всегда были минимальны.
Возле Васильевки случился большой бой, в ходе которого моя батарея в упор расстреляла пулеметную цепь красных, после чего армия стремительно вошла в деревню и погнала неприятеля в сторону Ставрополя. Командующий сам вел бойцов, и любо-дорого было смотреть на него, когда он несся впереди головного отряда с карабином, закинутым за спину, и конь его вытягивался в струнку над землей! Обычай носить винтовку всем без исключения чинам своих соединений завел он еще при начале формирования первых отрядов и сам ревностно исполнял собственное предписание, — даже и позже, став уже командующим фронтом, он не расставался с любимым карабином.
Итак, Ставрополь мы взяли с ходу, ворвавшись в улицы на плечах неприятеля, который даже не попытался зацепиться за городские укрепления. Здесь произошел у нас неприятный инцидент. С самого начала шел с нашими частями эсер Фортунатов, который был членом самарского правительства, но воевал вместе со всеми, что называется, на общих основаниях. Фортунатова все знали как отважного разведчика, лихого рубаку, он любил совершать дерзкие вылазки и отчаянные рейды, пускал под откос поезда и умело устраивал диверсии в тылу противника. У него имелся ординарец, черкес Дуко, который всегда тенью следовал за ним и был предан ему, как собака. И вот на выезде из Ставрополя в каком-то овраге небольшой отряд Фортунатова пленил троих красноармейцев, отставших от своих товарищей. Вполголоса Фортунатов сказал на ходу своему ординарцу: «Дуко, порешай-ка вопрос…». Отряд двинулся к выходу из оврага и через несколько минут по пологой тропинке поднялся к началу лесного шляха. На взгорке я придержал коня и оглянулся: по дну оврага, ведомые беспечным ординарцем, шли красноармейцы и настороженно оглядывались на него; он подвел их к почти отвесной земляной стене и, не сходя с лошади, вскинул винтовку, — красноармейцы стояли перед ним в распущенных гимнастерках без ремней и завороженно смотрели в глубь винтовочного ствола, застыв с туповатыми выражениями лиц, словно перед провинциальным фотографом, обещающим, что сейчас вылетит птичка… Дуко прицелился и выстрелил, один из красноармейцев упал, остальные как-то болезненно сжались и словно бы еще глубже втянулись в черный зрачок винтовочного дула… Дуко передернул затвор и, не целясь, выстрелил еще раз, второй красноармеец рухнул рядом со своим товарищем… третий вдруг всплеснул в отчаянии руками и побежал вдоль оврага… лошадь под Дуко дернулась и развернулась… он схватил поводья, выправил лошадь и снова вскинул винтовку… беглец был уже далеко и метался в прорези прицела, Дуко надежно посадил его на мушку и снова выстрелил…