Девица усмехнулась.
- Так что ты хотел сказать?
- Когда?
- Ну, как я сказала, чтоб ты не робел. Чего-то там "усё..."
- У сё трув... Короче, где тут у вас сеновал?
- Ну вот, совсем другой разговор! - засмеялась Анфиса. - По-хренцузски, чай, так не спросишь. А то заладил: "усё труп", да "усё - труп". Будет тебе сеновал, мой миленький. Я тебе покажу, кто из нас труп!
Глава 13
Любовная баталия
Сено было везде. Сверху, сбоку, сзади, спереди. Еще недавно то же самое можно было бы сказать и о поручике Ржевском. Теперь же, утомленный любовной баталией, он лежал под мышкой у Анфисы смирный и добродушный, как подстреленный заяц.
- Ну вот и прискакали, - зевая, пробормотал он.
- Я чё тебе - лошадь? - откликнулась его соседка по сеновалу.
- А что ты имеешь против лошадей, Акулина?
- Ничего. Только Анфиса я, а не Акулина.
- Хорошее у тебя имя, ягодка моя, душевное. А у меня, поверишь ли, на женские имена - память девичья. Постоянно путаю. А с лицами еще хуже. Я их столько переим... перевидел. Бывает, замечу на балу какую-нибудь баронессу, естественно, хочу поволочиться. И ловлю себя на том, что не помню на какой стадии у нас знакомство: успели ли мы с ней в свое время согрешить или я ей только ручки целовал. И прям не знаю, с какого бока подступиться.
- Рассказывай! Он не знает, - захихикала Анфиса. - Что же, ты так мимо и проходишь?
Поручик выразительно повел бровями.
- Как бы не так! Я, милая, в любовном деле - орел. Для меня женщина, что куропатка. Как налечу - только пух и перья. Однако, если женщина малознакомая, я поначалу о погоде завожу речь, для разогрева. Она о небесах, о птичках размечтается, голова у ней закружится, а я уж на подхвате. Если же мы с ней раньше были лямур-бонжур, ну, как с тобой сейчас, тогда разговор вообще короткий. На руки подхватил и понес. До первого темного уголка. Вот так. И там уже все по команде. Ать-два. А ну, ло-жись! Три, четыре. На пле-чо! Ать, два. Полу-оборот напра-во! Три, четыре. Я человек военный, мне время тратить на всякие там ухаживания, ха-ха да хи-хи-хи, некогда. В любой момент - труба зовет! - надевай штаны и по коням.
- Так ты военный? - сказала Анфиса. - Никак, поручик Ржевский?
- Ну, допустим, поручик, - с усмешкой признался он. - Но почему обязательно Ржевский? Может, я Иванов или Сидоров?
Она тяжело навалилась на него грудью. Пахло от нее ржаным хлебом, парным молоком и жаренными семечками.
- Тимошка, муж мой покойный, как раз Сидоровым по фамилии звался. Только мне как бабе от того ни жарко, ни холодно было, Сидоров он или Эйнштейн. Двух мальцов от него родила, и на том спасибо. Не знаю уж, как так вышло.
- Сосед помог, - хмыкнул Ржевский.
- Сосед у нас - дед Игнатий. Какой с него толк? А вот ты, другое дело. Я как в сено с тобой завалилась, сразу вдруг смекнула: "Девки, да ведь это, никак, поручик Ржевский!" Только виду не подала, чтоб, значит, зазря тебя не обидеть. Вдруг ты не Ржевский, а какой-нибудь корнет Дубинский или вахмистр Глотов.
- Я смотрю, местные барышни весь наш эскадрон по именам знают.
- Как же нам не знать своих героев?
Поручик слегка расстроился.
- Так я у тебя не первый гусар?
- Такой - первый. Мной еще никто так не командовал.
- Командовать я люблю, - честно признался он. - В любви либо ты командуешь, либо тобой. Как говорится, либо ты ездишь, либо на тебе.
Анфиса внимала ему с открытым ртом. Умные речи ее всегда возбуждали.
- Покатай меня, голубчик, - вкрадчиво попросила она, попытавшись на него взобраться.
Но Ржевский живо откатился в сторону.
- Э-э, нет. Под голую бабу лечь? Увольте-с! Не то воспитание. Таких каламбуров я даже баронессе Бульен не дозволял, а она была с пушинку весом.
- Зря ты кобенишься, - усмехнулась Анфиса. - Я ведь не баронесса.
- Оно и к добру, быть может. - Ржевский опять подкатился к ней, заключив в объятия. - Разговоры прекра-тить! Слушай мою команду...
Анфиса захихикала и исполнила все, как он велел.
Прошло время. Не слишком много, но вполне достаточно.
- Фу-у, - выдохнул Ржевский. - От этой скачки я, право, вымок весь.
- Чё? - еле слышно произнесла Анфиса.
- Я говорю, вольно.
- Ась?
- Можешь расслабить одну ногу.
- Почему только одну?
- А, - махнул рукой поручик. - Что я буду тебе объяснять? Ты в армии не служила.
- В армии не служила. Зато тебе удружила. Али нет?
- Да уж, - усмехнулся он, чмокнув ее в губки. - Спасибо, прелесть моя, все было, как в лучших домах Парижа.
- А что это за лучшие дома? Кабаки что ли?
- Кабаки - тоже ничего, но те дома - лучше. Я тебе про них в следующий раз расскажу.
Поручик Ржевский слез по короткой деревянной лестнице с сеновала и принялся одеваться.
- Куда это ты собрался?
- Меня сейчас в трактире ротмистр дожидается. Я обещал быть.
- Что ему, без тебя не пьется? Заночевал бы у меня.
- Нет, - сказал, как отрубил Ржевский. - Служба прежде всего. Старший командир для гусара, что родной отец.
- А как же любовь?
- Наши жены - пушки заряжены. Я с тобой, Анфиса, отстрелялся, пойду теперь ротмистра из беды выручать. Он пьет, пока под стол не свалится, и в одиночку ему из трактира не выбраться. А если, не дай бог, и выползет на карачках, то уж точно заснет в какой-нибудь канаве. Ищи его потом всем эскадроном.
Ржевский нахлобучил на голову соломенную шляпу, взял под мышку халат с завернутым в него кивером и пошел к выходу из сарая.
- Заходи, как приспичит! - крикнула ему вслед Анфиса.
Он промычал в ответ что-то невразумительное и вышел за дверь.
"Если бы каждую женщину я навещал хотя бы дважды, - прикинул он в уме, - откуда бы у меня взялись новые знакомства? Мне бы прежних хватило до глубокой старости. И еще бы осталось!"
Вспоминая по пути своих любовниц, Ржевский быстро добрался до дома Авдотьи Ильиничны, переоделся в свой гусарский мундир, оседлал коня и поскакал в трактир.