Лейкин глубоко задумался.
- Послушайте, поручик, - сказал он немного погодя, - а сколько граммов в литре водки?
- Ровно столько, чтобы свалить наповал лошадь.
- А я вот, представьте, сижу! - похвастался ротмистр.
Поручик взглянул на него через плечо.
- Хорошо сидим, Семен Петрович. Вы только мне в затылок не дышите, сделайте одолжение.
- Да я вообще могу не дышать.
Лейкин надул щеки. Некоторое время они ехали молча, потом, выпустив из рук ментик поручика, ротмистр стал медленно падать с лошади. Если бы Ржевский вовремя не ухватил его за плечо, он точно бы грохнулся головой об землю.
- Не дышать я все-таки не могу, - печально признался Лейкин.
- Я слышал, где-то в Африке есть жаба, которая всю жизнь дышит через centre de gravite.
- Через что? - раздраженно переспросил Лейкин. - Через какой-такой центр гравитации? Скажите по-русски.
- Через сраку.
- А! Теперь понял. Что ж тут мудреного? Подумаешь, какая-то жаба! И я сейчас попробую...
- Лучше не надо, - поспешно возразил поручик. - Мы уже приехали.
- Куда?
- К Клавдии Васильевне.
- Она меня не примет. Я ее за один день пять раз дурой обозвал.
- Ничего, что-нибудь придумаем. Только вы, господин ротмистр, мне поддакивайте, что бы я ни говорил.
- Угу.
- И лицо сделайте страдальческое.
- Как это?
- Представьте, что вы лимон жуете.
- Я этот ваш л-лимон в глаза никогда не видел.
- Тогда представьте, что вам очень хочется, а Клавдия Васильевна не дает.
Лейкин скорчил мину.
- Так годится, поручик?
- Что надо!
Ржевский направил коня к окну. Оставаясь в седле, забарабанил по стеклу пальцами. Из глубины комнаты вышла женщина в ночной рубашке с наброшенной на плечи шалью.
- Чего вам? - проворчала она, открывая окно.
- Примите раненого, Клавдия Васильевна, - проникновенно сказал Ржевский.
- Господи, какого раненого?
- Вот этого. - Он обернулся к Лейкину и шепнул ему на ухо: - Перелезайте через подоконник. - Потом снова обратился к женщине. - Помогите же, помогите...
- Господи Боже мой, это ведь Семен Петрович, - запричитала она. - Где ж это он? Что с ним?
- Контузило, - мрачно ответил Ржевский. - Ногу, ногу держите. Осторожнее! Плох он совсем.
- Совсем плох я, братцы, - пробормотал ротмистр.
- Где ж это его угораздило? Или война началась?
- На учениях, мадам. Артиллеристы, сволочи, не в ту степь пальнули. Семен Петровича и накрыло.
- Накрыло меня с потрохами, - всхлипнул ротмистр.
- А чем это от него несет? - принюхалась Клавдия Васильевна. - Никак, водка?!
- Н-никак нет, лимонад, - оскорбился Лейкин. - Только не надо меня как мешок. Что вы, ей-богу, я же долбанусь, я же с раной... Ай, берегись! - и он грохнулся на пол под ноги своей любовнице.
- Это действительно была водка, Клавдия Васильевна, - сказал Ржевский с печальным и строгим выражением на лице. - Спирта, к сожалению, не нашлось. Мы его растирали, чтобы привести в чувство.
- Да ведь он пьян, как суслик!
- Через кожу впиталось, - не моргнув глазом, парировал Ржевский.
- А изо рта почему разит?
- По совету штаб-лекаря, и внутрь влили. Исключительно в лечебных целях.
- Лили, лили и п-перелили, - пожаловался Лейкин, тщетно пытаясь приподняться с пола. - Еще б немного и распух совсем. Эскулапы хреновы. Обращались со мной, как с отставной куртизанкой...
- Да-с, - тяжело вздохнул поручик. - Вот такой винегрет, Клавдия Васильевна. Вверяю гордость нашего эскадрона вашим заботам. Счастливо оставаться!
Поймав благодарный взгляд Лейкина, поручик Ржевский пришпорил коня и поскакал прочь.
Глава 16
Искушение
Поставив коня в стойло, Ржевский потянулся и сладко зевнул.
"Прилечь, что ли, на полчасика, - подумал он. - Потом перекушу и - на гулянку до первых петухов. Кажется, у купца Похлёбкина нынче бал дают. Повеселимся".
В избе Авдотьи Ильиничны было темно и тихо. Ржевский прошел до своей комнаты. Войдя, не стал зажигать свет и прямо в мундире завалился на кровать.
- У-у-йо, святые угодники! - взвыл кто-то у него под одеялом.
"Барышня? Как кстати! - обрадовался поручик, подобные пикантные сюрпризы ему были не впервой. - На ловца и зверь бежит".
- Кто тут прячется? - игриво спросил он, запустив под одеяло руку. - Шпион французский, таракан прусский?
- Я это, милок, - услышал он застенчивый сиплый голос.
- Три тысячи чертей! - воскликнул Ржевский.
Поспешно одернув руку, которая уже мяла бог весть что, он соскочил на пол.
- Какого черта вы делаете в моей постели, Авдотья Ильинишна?!
- Сплю, милок.
- Но это же моя кровать!
- Прости, милок, - кротко ответила старушка. - Видать, перепутала. Памяти нет ни на грошь. Вы, уж, не серчайте, батюшка.
"Была б ты помоложе!" - чуть не крякнул с досады поручик.
Авдотья Ильинична словно прочитала его мысли.
- А в молодости я с его превосходительством генералом Румянцевым спала, - похвасталась она, почесывая под одеялом ногу. - Один раз. Хороший был мужчина, видный. Все о подвигах своих ратных рассказывал. Я его тогда, кляча, крепко обидела. Укорять стала, что он свои подвиги только на войне горазд совершать. А он мне в ответ: "Меня, - говорит, - Дуся, по-настоящему возбуждает только близость неприятеля". Так и оставил меня в красных девицах. Вот вам крест, что не вру.
- Заливаете, Ильинишна, - отмахнулся Ржевский. - Но проверять не буду. Лучше чаю мне поставьте.
- Сейчас, касатик. С медом али с вареньем?
- С соленым огурцом!
Шустро скинув с себя одеяло, Авдотья Ильинична засеменила босяком к двери.
- Не холодно голышом-то спать? - не удержался от язвительного замечания поручик, узрев в полутьме ее худосочные телеса.
Она встала как вкопанная. Обернувшись к нему, принялась бесстыдно почесывать живот.
- Так ведь жарко, милок. Я летом завсегда так сплю. Я не какая-нибудь там принцесса.