"Так вот, значит, как? Не-на-ви-жу!"
Ни за что не буду напоминать Ладке, что именно она настаивала на ловле Чинхара. Серега-то был прав, когда не хотел принимать участие в этой дурацкой затее. Но все мы задним умом крепки...
- Лад, а что с твоей тетрадью, которая оказалась в портфеле?
- Не знаю, я туда толком не заглядывала. Раскрыла на первой странице, убедилась, что это она, и все. Блин! Там ведь могло быть что-то важное. Единственная бумага из нашего времени, которую мы у него нашли!
Ладка грязно ругается - на свою недогадливость.
- Перестань! Посли гибели Андрея мы все были в невменяемом состоянии.
- Ага! И из-за этого, возможно, погиб Лэлса.
Сворачиваем с дороги, поднимаемся на гребень. Ульгычан перед нами как на ладони: пустой, мертвый, заброшенный. Наконец-то! 1949 год отдельно, мы отдельно. Но радости нет: такая тоска, что хоть волком вой.
На стоянке все как было. Дрова, правда, исчезли: за сорок с лишним лет сгнили, видать, без следа. Старательно упакованные вещи - целы, для них-то прошло всего несколько часов. Ладка бродит возле места, где был костер, наклоняется, что-то вытаскивает из расщелины между валунами. Хрупкая, невесомая, серебристая от времени деревянная фигурка: Лэлсин зверек. Цел каким-то чудом! Ладка застыла, повернувшись лицом к солнцу, и что-то беззвучно шепчет.
Увязываю кое-какое барахло в два тюка, чтобы можно было нести:
- Пошли?
- Да, - она отвечает странным, не своим голосом. - Пошли быстрей.
Третий раз идем по тропе вдоль ручья: КПП бояться больше нечего, а на уцелевших пиратов можно нарваться где угодно... Сворачиваю с тропы, перепрыгиваю ручей. Могила Андрея цела: только камни затянуло мхом, так что надпись сделалась едва различимой. Хорошее, укромное место мы тогда нашли с Лэлсой...
Лезем наверх. Ноги подгибаются от усталости и зверски болят.
- Лад, если мы нахватались радиации, когда это проявится?
- Если большая доза - сегодня же.
КПП провалился в тартарары, то есть в свое время. Но разбитый глайдер на месте. Пиратов рядом с ним не видно: ни живых, ни мертвых. Ладка забирается в кабину, возится там несколько минут, вылезает с какой-то штуковиной в руках. Круглая металлическая пластина. На ней, на черном фоне - кровавого цвета круг в окружении стилизованных языков красно-оранжевого пламени. Мрачно, красиво, похоже на эмблему или герб.
- Зачем тебе?
- Вещдок, - криво усмехается. - Для гражданина следователя.
Мы ввалились в зимовье совершенно без сил. Плюхнулись вдвоем на одну табуретку, как давеча я и Лэлса. Выглядели мы, должно быть, впечатляюще, да и взрыва они не могли не слышать. Галка смотрела на нас с откровенным испугом, а выражение глаз ИФ мне сразу очень не понравилось. Пустые какие-то были глаза...
В печке весело пылал огонь. Нас дожидались две полные миски гречневой каши с тушенкой, которую Галка сварила в наше отсутствие, но кусок не лез в горло - несмотря на зверский голод. Куда лучше - кипяток с сахаром. Я судорожно сжала в руках кружку, чтобы хоть немного согреть окоченевшие пальцы, и медленно, растягивая удовольствие, глотала теплую сладкую воду.
ИФ и Галка присели на нары рядом со стонущим в забытьи Серегой: приготовились слушать. Молчали и ждали, что мы скажем. А у меня в голове вообще не осталось к этому моменту ни единой связной мысли. Молчание становилось невыносимым, когда Ладка, наконец, заговорила: глядя в пол, как нерадивый ученик у доски, медленно, с трудом отыскивая слова. Никто не прерывал ее.
- Ну вот и все. Нам ничего не оставалось, кроме как вернуться, - Ладка закончила свой невеселый рассказ.
Снова надолго повисло молчание, а потом ИФ встал с нар, подошел к Ладке, сгреб ее обеими руками за воротник и сказал - как пощечину отвесил:
- Это все из-за тебя. Две жизни ты сгубила. Самоуверенная дрянь! Дура!
Чего угодно мы ожидали, но не таких слов. Даже сказать на это было нечего. Зато ИФ было что сказать. Ладка узнала о себе очень много нового и интересного. Мне тоже досталось - за компанию.
Шеф обвинял мою подругу абсолютно во всех наших бедах и неприятностях. Но в основном его перемкнуло на Ладкином месте работы. Из услышанной ругани я поняла, что ИФ люто ненавидит все и всяческие спецслужбы, любых их представителей, вообще все, что с ними связано. Такую позицию, наверное, можно понять, но...
- Надо было пристрелить тебя, как бешеную собаку, сразу бы весь бардак кончился!
- Попробуй!
"Господи! Что сейчас будет! Сейчас они перебьют друг друга, вернее Ладка убьет ИФ. Его ружье - вон, в углу стоит, а у нее уже бластер в руках, снятый с предохранителя, и палец на гашетке. ИФ получит заряд в пузо, да еще Сереге с Галкой за компанию достанется..."
Ладка не выстрелила. Она аккуратным, четким движением поставила бластер на предохранитель, перебросила за спину, вскочила и выбежала из зимовья. Все молчали, как оглушенные. В глазах ИФ медленно таяла остервенелая белесая муть. Интересно, он сам-то понял, что сейчас наговорил? Или совсем шиза скосила?..
Я тыкаюсь в один угол, в другой, что-то куда-то зачем-то перекладываю. Руки дрожат, в глазах все плывет от смертельной усталости, от горя, от нежданной, незаслуженной обиды. И растет тревога за всех нас - пока еще живых, но явно - дошедших до ручки, уже не способных четко соображать и принимать правильные решения. Уж если ИФ сломался... Хотя, возможно, именно ему эта история обошлась дороже всего...
Выхожу на улицу. Где Лада? Слава Богу, никуда не делась: сидит на камне под стенкой зимовья. Мокрые дорожки на чумазых щеках, пустой взгляд в пространство. Сажусь рядом, прижимаюсь к ней, пытаюсь найти какие-то ласковые, утешительные слова. Она снова начинает плакать. Я бы сама с удовольствием разревелась за компанию, но не могу: слез нет.
Шорох в кустах стланика, еще один, еще - чуть дальше. Я вскидываю голову, прислушиваясь, Ладка перестает плакать и хватается за оружие. Но никого нет, пусто: ни зверя, ни птицы, ни человека. Нет и ветра, чтобы качать зеленые пушистые ветки. Они шуршат сами собой. Кажется, утром с этого места не было видно противоположный склон долины, а сейчас - видно.
- Ложится!
Мы обе - девушки начитанные: знаем, что это значит.
- Надо идти в "цивилизацию" за подмогой. Чем скорее, тем лучше.
Ладка кое-как вытирает слезы и ныряет в зимовье. Идет прямиком к рюкзакам, начинает спешно паковаться.
- Далеко собралась? - кажется, или взгляд нашего шефа стал немного более осмысленным? Пар он спустил...
- Стланик ложится. Пойдем за помощью.
ИФ смотрит на Ладку так, будто видит ее впервые.
- И далеко вы уйдете, интересно?
- Дайте карту.
- Держи.
- Мы сейчас вот здесь, так? Вот озеро, вот дорога, вот развалины. А вот, наверное, наша избушка. Идти нам сюда, - Ладка показывает на карте Ржавый ручей, - или сюда, - тычет пальцем в метеостанцию.
- Правильно. А дойдете? Или лучше вас здесь оставить, а самому пойти?
- Надо, значит дойдем.
- Игорь Федорович, не уходите, - это Галка.
ИФ тяжело, по стариковски вздыхает:
- Лада... Я должен просить у тебя прощения. Все, что я наговорил - плюнь и забудь. Если сможешь... Вся эта история...
Тишина. Я знаю, что Ладка никогда не забудет и не простит. Но она вся уже - во власти предстоящего пути. Пути, который обещает быть нечеловечески трудным.
- Мы обязательно дойдем, - уговаривает она себя, а вовсе не ИФ.
К шефу, кажется, начала возвращаться обычная рассудительность, сделавшая ему славу одного из лучших туристических гидов Магадана:
- Я не сомневаюсь, что вы будете идти и даже ползти до последнего. Но выход на перевал Косой Зуб вы проищите до Нового года. Снизу перевал не видно, ориентиров могло не остаться... А долина Ржавого ручья - топь. Вы там тропинки не найдете, ее там, как таковой, и нет. На метеостанцию дорога простая, но вчетверо длиннее. Я мог бы за трое суток обернуться: туда и обратно, а вы...