Тут странное существо в кровати с некоторым усилием издало горлом звук вроде хихиканья. Т. Бененден был оторван от своей лавки, биржевой хроники, бесед с покупателями, но теперь у него появился новый всепоглощающий интерес — к собственным болезням и неисправно работающим органам. И, неподвижно распростертый на кровати, он казался сам себе любопытным, таинственным существом. Перед лицом смерти он начинал новую жизнь.
Мистер Смит смутно понимал это, но ему было не до того, чтобы разбираться в своих впечатлениях. Вид Бенендена, внезапно превращенного из привычной комической фигуры в слабую тень самого себя, наполнял его сердце ужасом и злыми предчувствиями. Ему все еще никак не верилось, что он никогда больше не увидит Бенендена за прилавком. Слушая, как Бененден, с трудом и медленно произнося слова, хвастал жестокостью и сложностью своих недугов, мистер Смит повторял себе, что никогда больше этот человек не будет снимать с полки жестянку со «смесью Бенендена».
Впрочем, думать так у него не было никаких оснований.
— В каком состоянии больной? — спросил он у провожавшей его сиделки.
— Который? Номер семьдесят пять? Поправляется, — ответила она быстро. — Ему сделают операцию в конце этой недели или в начале будущей. Он поправится.
Она сказала это без запинки, но мистер Смит не знал, верить ей или нет. Уходя из больницы, он уносил с собой леденящую атмосферу распада и смерти. Барбикен и Голден-лейн, по которым он проходил, направляясь к Олд-стрит, говорили ему все о том же разрушении. И день был какой-то особенный, такие дни бывают иногда в Лондоне только глубокой зимой. Пронизывающе холодный, свинцово-серый. Небо нависало над Сити, как низкий потолок кованой меди. На улицах было так же шумно, как всегда, трамваи и грузовики, мчавшиеся по Олд-стрит, грохотали так же, но почему-то казалось, что каждый звук падал в глухую, жуткую тишину. Несмотря на холод, день был не из тех, когда человек испытывает потребность двигаться быстрее, торопиться по своим делам. В неподвижном воздухе, в желтом, низко нависшем небе, в громадах домов, которые словно перешли обратно в свое первоначальное состояние — в каменные глыбы, было что-то расслабляющее, гнетущее, и человек невольно замедлял шаг, глядел вокруг и забывался в каких-то смутных и унылых мыслях. Это самое случилось и с мистером Смитом, когда он, выйдя от «Брауна и Горстейна», шел обратно в контору. Он остановился против большого здания, на котором красовалась вывеска «Завод Звезда», и задумался о том, что изготовляют на этом заводе и какое отношение имеет его деятельность к звездам. Потом повернулся в другую сторону и сквозь железную решетку стал рассматривать старые могилы расположенного здесь кладбища. Он много раз проходил по этой улице, но никогда раньше не замечал, что кладбище находится очень высоко над улицей. Оно было окружено решеткой, вделанной в стену на высоте двух-трех футов от земли, и тянулось на уровне верхнего края стенки. Глубокая печаль реяла над этой закопченной дымом землей, из которой только кое-где пробивались чахлые стебельки травы. Кладбище было сильно запущено. На земле валялись клочки бумаги, сучья, обрывки веревок, окурки, апельсинные корки, смятая жестянка с ярлыком «Шоколад Нуга». Этот мусор среди могильных плит неприятно поразил мистера Смита. Бумажки, и окурки, и пустая жестянка — весь этот хлам здесь, на старом кладбище, как бы подчеркивал, что жизнь проходит, что двадцатый век хоронит здесь себя самого и делает это без должного уважения к смерти. Мистер Смит сделал шаг, другой, остановился у открытой площадки, откуда идет дорожка через кладбище. Он долго рассматривал полуразрушенные памятники. Многие были из блестящего камня и как будто слабо светились в наступавшей темноте, но надписи на них трудно было разобрать. На одном памятнике, который привлек внимание мистера Смита, потому что он стоял не отвесно, а был сильно наклонен к земле, можно было прочитать слова: «Памяти мистера Джона Уильяма Хилла, скончавшегося мая 26-го 1790 года на восемнадцатом году жизни». Не повезло кому-то!
— Захотели взглянуть на старые могилы, мистер? — раздался голос рядом. Голос принадлежал пожилому и бедно одетому мужчине, одному из тех праздных мечтателей, «бывших людей», которых неизменно встречаешь во всех таких местах в Лондоне и которые спешат предложить вам свои услуги в качестве гида, если вы похожи на иностранца и притом состоятельного. Впрочем, на любого соотечественника они охотно готовы и даром излить весь запас своих знаний.
— Да, хочу посмотреть, — сказал мистер Смит.