— Знаю, знаю, — продолжал голос, пробивая себе путь через Лондон и совершенно игнорируя возражения мистера Смита. — Знаю, что ты скажешь, но на этот раз придется тебе платить пятьдесят. Я толковал сегодня с Томми Роусоном, и он говорит, что ты должен быть доволен, если тебе отдадут за эту цену. «Передай, — говорит, — Чарли от меня, что дешевле пятидесяти он нигде не найдет и за эту цену если купит, так это будет просто счастье». Так именно и сказал. И я с ним согласен, совершенно согласен. Так как же, Чарли, а?
— Вы не туда попали! — закричал мистер Смит.
— Откуда это? Мне нужен мистер Хиггинс.
— Здесь нет никакого мистера Хиггинса. Это «Твигг и Дэрсингем».
— Опять не тот номер! — сказал голос сердито. — Ради Бога, повесьте трубку.
Мистер Смит с большим облегчением исполнил его просьбу и вышел, посмеиваясь. Кто этот Чарли и что ему предлагали за пятьдесят и почему Томми Роусон полагает, что эта покупка — просто счастье? «Возможно, что это какие-нибудь мошенники», — решил он в трепетном волнении, достойном Стэнли, потом посмеялся над собой. Вернее всего, это какие-нибудь скупщики старых автомобилей, больших партий железного лома или чего-нибудь в таком роде.
Сойдя вниз, мистер Смит столкнулся пол лестницей с высоким мужчиной в широкополой шляпе, выходившим из конторы Квика. Высокий поклонился.
— А погода становится холоднее.
— Да, самую малость, — любезно откликнулся мистер Смит. Эти беглые встречи и дружеский обмен мнений были ему приятны, убеждали, что он — человек с некоторым весом. — Что же, в такое время года теплой погоды ожидать трудно.
— Это верно. Ну, как дела?
— Так себе. Могли бы быть лучше.
Высокий ушел, а мистер Смит, вспомнив, что у него кончился табак, зашел в соседнюю лавку под вывеской «Т. Бененден».
Мистер Смит был постоянным покупателем Т. Бенендена и, пожалуй, единственным потребителем «особой смеси Т. Бенендена, освежающей и приятной». «Нет, — говаривал он другим курильщикам, — я не охотник до вашего табаку в унцевых пачках. Я, знаете ли, люблю табак свежий, только что смешанный, и потому всегда покупаю его в лавке рядом с нашей конторой. Хозяин сам приготовляет эту смесь, так что она всегда свежая. Отличный табак, — вот попробуйте, набейте свою трубку. И цена умеренная. Я курю его уже много лет. А этот малый, у которого я его покупаю, в своем роде оригинал, надо вам сказать». Говоря так, мистер Смит казался самому себе большим знатоком и табака и людей, и это сознание придавало особенно приятный вкус «смеси Т. Бенендена». Вряд ли он был прав, утверждая, что покупает табак «свежей смеси», ибо, как бы хороша ни была эта смесь, свежей она быть не могла, раз выходила из лавчонки Т. Бенендена с сотнями пыльных коробок, рядами помятых жестянок, расхлябанными весами, грязным прилавком, единственной свистящей газовой горелкой и паутиной в темных углах. Зато мистер Смит был совершенно прав, характеризуя самого владельца лавки как «в своем роде оригинала».
Т. Бененден держался как подобает философу и финансисту, которого судьба преобразила в лавочника. Это был пожилой человек в очках с толстыми стеклами, которые только увеличивали его глаза, и без того достаточно выпуклые, с клочковатой бородкой цвета «перца с солью». На нем всегда был старомодный стоячий воротничок и крахмальная манишка, но галстука он не носил. Когда мистер Смит много лет назад впервые зашел в лавку, его это обстоятельство и поразило и рассмешило, и он подумал, что лавочник забыл надеть галстук. Теперь он был бы гораздо сильнее поражен, если бы увидел на Бенендене галстук. У него не раз появлялось искушение узнать у этого чудака, зачем он носит столь старомодные воротнички и манишки и при этом не носит галстука, но он почему-то не решался спросить. А Бененден всегда готов был потолковать на любые темы, но вопроса о галстуках никогда не касался. То ли он их не признавал, то ли не заметил до сих пор, какое значение в наше время придают этим вещам в обществе, и попросту не понимал, что такое галстук. Быть может, потому, что лавка его находилась в Сити, он больше всего любил говорить о финансовых операциях, — они были для него чем-то вроде сказок тысяча и одной ночи. Сидя за прилавком и понемногу выкуривая запас своего товара, он просматривал старые выпуски коммерческих бюллетеней и отдел «Новости Сити» во всех газетах, а потом из того, что вычитывал в них, из услышанных случайно отрывков разговора, из той грандиозной путаницы, которая царила в его мозгу, стряпались прелюбопытные выводы. Когда кто-нибудь заходил купить у него немного табаку, Бененден всегда давал ему понять, что оба они только что упустили возможность нажить целое состояние.