— Безработица, знаете ли, — сказал мистер Смит серьезно. — Я не говорю, что все такие, как этот, хотят работать, но если бы и хотели, работы нет. Скажу вам откровенно, мистер Голспи, иной раз жутко становится, когда подумаешь, сколько людей ищет работы. Если нам придется нанять несколько новых служащих и мы дадим объявление, вы сами увидите: они начнут ходить толпами и все готовы работать за гроши, чуть не даром. Как поговоришь с ними, душа разрывается.
— Так-то оно так, — возразил мистер Голспи тоном человека, душу которого не так-то легко надорвать. — Но я знаю одно: человек, который готов работать за гроши, — ничего не стоит. Мне его и даром не надо. А кстати, Смит, сколько вам платит Дэрсингем?
Мистер Смит минуту колебался, но потом ответил.
— И вы находите, что этого достаточно?
Мистер Смит опять замялся:
— Видите ли, я думал, если все пойдет хорошо, с Рождества попросить прибавки. Но вы же знаете, что дела у нас плохи.
— Ну, теперь они пойдут хорошо, можете не сомневаться, — воскликнул мистер Голспи. — Пойдут так, как никогда и не снилось Твиггу и Дэрсингему! Кстати, кто был Твигг? Впрочем, черт с ним, это не важно… Скажу вам напрямик: я считаю, что вам платят недостаточно. Стоящего человека я с первого взгляда узнаю, и, если кто старается для меня, я, знаете, что делаю? Я стараюсь для него. Так-то, Смит! Можете на меня рассчитывать.
— Очень любезно с вашей стороны, мистер Голспи, — в смущении пробормотал Смит.
— Как только те заказы, что поступят к нам сейчас, будут оформлены (между прочим, имейте в виду, что вам и работы прибавится и ответственность будет больше), вы немедленно получите прибавку, солидную прибавку, сотню-другую в год, — это так же верно, как то, что я Джимми Голспи. Вот вам моя рука!
Взволнованный мистер Смит почувствовал, что ему жмут руку.
— А теперь, — заключил мистер Голспи тоном, не допускающим возражения, — мы скрепим наш уговор, выпив еще по маленькой.
— Хорошо. Но… э… э… на этот раз моя очередь платить.
— Ни-ни! Не сегодня. Сегодня вам еще не разрешается. Подождите до большой прибавки. Две маленькие, пожалуйста! Вы женаты, Смит, не так ли?
— Да, мистер Голспи. Жена и двое детей. Сыну только что исполнилось двадцать, а дочке минет восемнадцать.
— А у меня только одна дочь. Жду ее со дня на день. Что, ваша почитает вас?
— Не очень-то. Нынешние дети, как я замечаю, все таковы.
— Это верно. Моя меня ни в грош не ставит. Этакий своевольный, хитрый бесенок! Ее всегда баловали и будут баловать. Очень уж она собой хороша, — в этом вся беда. Она не в отца. — Тут мистер Голспи всполошил весь бар неожиданным залпом густого смеха. — Что ж, тем лучше для нее… А знаете, Смит, если вдуматься, то мы с вами занимаемся чертовски странным делом. Я перепробовал все виды торговли и нахожу, что эта чуточку почтеннее, чем некоторые другие. Но как подумаешь, все же чертовски забавно — продавать тонкие кусочки дерева для наклейки или вклейки их в другие куски дерева. А?
— Мне это не раз приходило в голову, — подхватил мистер Смит. В эту минуту в нем проснулся философ. — Я часто думал… как бы вам это объяснить… В нашем деле все так же, как в жизни человеческой… Наборка… Вы подумайте, мистер Голспи… Она служит для того, чтобы мебель выглядела лучше, чем она есть на самом деле. Это своего рода подделка. Но все об этом знают, здесь нет обмана. И в жизни то же самое. Мне это часто приходит на ум, когда я бываю в обществе. Знаете, каждый старается уверить других, что он весь из настоящего красного дерева или ореха…
— А большинство — просто хлам под фанерой! — весело воскликнул мистер Голспи. — Ну, да нам все равно, постараемся всучить им весь наш запас фанеры для их деревянных кресел, гардеробов и буфетов, будем загребать деньги и жить весело. Вот это настоящая жизнь!
Оба выплыли, покачиваясь, во мрак улицы Ангела, и бас мистера Голспи снова прогремел, что «это настоящая жизнь». Мистер Смит еще ощущал в ноздрях густой запах гаванской сигары, золотистый нектар долин волшебным Гольфстримом разливался по его жилам, обещания мистера Голспи еще звенели в ушах сладкой песней, и он чувствовал в эту минуту, что, пожалуй, действительно начинается «настоящая жизнь».
В ожидании трамвая он купил не одну, а две вечерние газеты и не прочел ни одной.
Глава третья Дэрсингемы у себя дома
1
В середине следующей недели в конторе «Твигг и Дэрсингем» произошел ряд перемен. Больше всего изменилась атмосфера этого учреждения. Достаточно было открыть наружную дверь, чтобы сразу, не заходя за стеклянную перегородку, почувствовать перемену. Как прежде, стучали машинки, дзинькая сигнальными звонками, трещал телефон, доносились голоса, но теперь все звучало как-то по-новому, бодро и оптимистично. Даже со стула, на который вас приглашали сесть, пока вы дожидались за перегородкой, была стерта пыль: миссис Кросс не осталась нечувствительной к новым веяниям и произвела в конторе основательную уборку. Теперь уже не могло быть и речи о том, что для кого-либо из служащих не хватает работы. Стэнли по-прежнему исполнял обязанности рассыльного и еще чаще прежнего отлучался из конторы, но вынужден был перейти к ускоренному методу «выслеживания» и избирать для своих опытов лишь тех прохожих, которые ужасно спешили. Мистер Смит сидел над колонками крохотных цифр, был всегда страшно занят — и счастлив, как монах над своей летописью. Тарджис, которому было поручено следить за своевременной отправкой и поступлением товаров, явно заважничал и охрип от телефонных разговоров со всякими отправителями и агентами. Он кричал на железнодорожных чиновников, как кричат на какого-нибудь чужого приблудного пса. Мисс Мэтфилд выстукивала письма на машинке с несколько меньшим презрением и возмущением — ее мина как бы говорила, что если раньше это был настоящий бред сумасшедших, то сейчас это — только излияния деревенского простофили. У мисс Мэтфилд теперь была помощница. Штат конторы «Твигг и Дэрсингем» на этой неделе увеличился на одну машинистку. Появилась мисс Поппи Селлерс.