— Может, вы позвоните, когда надо будет подавать следующее? — прохрипела кухарка и, сохраняя презрительную мину, медленно удалилась.
— Разрешите вам сказать, миссис Дэрсингем, что этот омлет превосходен, — объявил майор Трейп. — Превосходен! Ничего так не люблю, как хороший омлет с грибами.
Голос, исходивший оттуда, где сидела миссис Трейп, поддержал мнение ее супруга.
— На этот раз они правы, — заметил мистер Голспи, обращаясь к хозяйке и как бы подчеркивая, что Трейпы далеко не всегда бывают правы. — Я уже много месяцев не едал такого омлета, а ведь я приехал из тех мест, где его отлично готовят. В Англии этого не умеют.
Он сказал это, как бы бросая вызов Трейпу, который был прежде всего патриотом. Очевидно, ссора между Голспи и Трейпом разгоралась не на шутку. Майор Трейп еще чопорнее выпрямился и вымученной улыбкой улыбнулся хозяйке.
— Мистер Голспи, кажется, полагает, что у нас в Англии ничего не умеют делать. В этом мы с ним расходимся. Не правда ли, Дэрсингем?
— Гм… да, до известной степени, — огорченно промямлил мистер Дэрсингем. В нем боролись Уоррел с улицей Ангела. С одной стороны — старый и уважаемый школьный товарищ Трейп, с которым он во многом был согласен, с другой — всесильный человек, спасавший сейчас фирму «Твигг и Дэрсингем», и к тому же его гость, в первый раз приглашенный в дом. Положение было пренеприятное. Мистер Дэрсингем пробормотал, что тут можно многое сказать и за и против.
— Возможно, — возразил майор Трейп. — Но мне не нравится, когда человек постоянно бранит свое отечество. Что ж, у каждого свой вкус. Я думаю, что… Одним словом, так у нас не делается…
— Значит, пора начать это делать, — вызывающе отрезал мистер Голспи. — Большинство людей, которых я встречаю здесь в последнее время, на мой взгляд, живут иллюзиями, они создали себе какой-то рай дураков.
— Ах, мистер Голспи, — с наигранной живостью перебила его хозяйка дома, — вы не имеете права называть всех нас дураками. Правда, миссис Трейп? Мы этого не потерпим. — И, желая во что бы то ни стало спасти положение, она обратилась к мисс Верэвер: — Кстати, дорогая, я забыла вам сказать, что получила от Элис ужасно нелепое письмо. Читая его, я просто покатывалась со смеху.
— Неужели? — сказала мисс Верэвер.
— Ага! — закричал мистер Дэрсингем, изо всех сил стараясь помочь жене. — Ну-ка, расскажи последние новости об Элис! Нам всем это интересно.
Все приготовились слушать, и за столом на время воцарился мир.
— Ох, и смешное же письмо! — воскликнула миссис Дэрсингем, делая отчаянные усилия припомнить хоть что-нибудь забавное из этого или любого письма, когда-либо полученного ею. — Вы ведь, знаете Элис, — по крайней мере вы, дорогая, да и ты тоже, мой друг. Ну, а тем, кто ее не знает, пожалуй, будет неинтересно… Понимаете, когда я читаю ее письма, я так и вижу ее перед собой и слышу ее голос. Ну а тем, кто не может мысленно ее себе представить, конечно, это не покажется таким забавным. Я вам сейчас объясню… Видите ли, Элис — это моя самая младшая сестра, она живет в Девоне, бог знает в какой глуши… Пожалуйста, дорогая, позвоните!.. Да, так у Элис есть собака, прекомичное животное…
Она кое-как вышла из положения, и, к счастью, кухарка, убирая со стола и затем подавая сладкое, производила такой шум, что большая и самая «смешная» часть анекдота потонула в грохоте посуды.
Подавая сладкое блюдо, кухарка вела себя так шумно, так неестественно сопела и демонстративно выражала свое недовольство, что миссис Дэрсингем не смела позвать ее снова, чтобы убрать со стола все лишнее и освободить место для десерта. Вазы с фруктами, чашки с водой для ополаскивания пальцев, графин с портвейном и стаканы были заранее приготовлены на буфете, и миссис Дэрсингем, превратив все в милую шутку, выжав из себя последнюю каплю веселости (она чувствовала, что израсходовала весь свой запас на много месяцев вперед), перенесла все на стол при помощи мужа и мистера Пирсона (который объявил, что он — хи-хи-хи! — получил разумное воспитание и умеет хозяйничать) и сделала, что могла, чтобы довести этот обед до приличного конца. Миссис Дэрсингем понимала, что неприятный спор потеряет свою остроту после того, как мистер Голспи, несомненно любитель портвейна, и майор Трейп вольют в себя некоторое количество этого напитка. Сегодняшний обед казался ей самым долгим и самым мучительным из всех, какие она могла припомнить. Собственно, было еще не очень поздно, но ей казалось, что уже два часа ночи. Пытаясь очистить мягкую грушу, она чувствовала, что ей хочется швырнуть эту грушу о стену и заголосить.