Миссис Кросс отбросила прядь седых волос с отечного лица, на котором время и заботы сначала провели, потом углубили морщины. С трудом волоча опухшие ноги, она подошла к старому кожаному креслу в углу, выставленному сюда за негодностью, тяжело шлепнулась в него и, сложив на коленях распухшие руки (хотя она и уверяла, что «до косточек истерла себе пальцы на работе», но горячая вода, мыло, мокрые щетки, наоборот, нарастили на этих костях избыток дряблого, бескровного мяса), тотчас же погрузилась в мрачные размышления, в которых фигурировали и мистер Кросс, страдавший ревматизмом, и их домашний очаг — две комнаты между Сити-роуд и черным Риджент-кенел, — и миссис Томлинсон, та дама, у которой она сегодня будет убирать квартиру, и мечта о куске тушеного мяса. Через некоторое время она встала и вернулась в первую комнату.
Теперь миссис Кросс не игнорировала больше эту комнату, и то, что она увидела, присмотревшись повнимательнее, неожиданно смутило и даже испугало ее. Она напрасно погорячилась (с нею это бывает) из-за той записки! Контора и в самом деле нуждается в генеральной уборке. Она ее в последнее время немножко запустила, оттого что вот уже три дня подряд приходит поздно, — и не мудрено: ведь она не высыпается. А все потому, что соседи в верхнем этаже — миссис Вильямс и ее муж — завели громкоговоритель, этакий небольшой рожок. Это не только громкоговоритель, но и поздноговоритель, от его крика голова может треснуть… Да, контору надо немного привести в порядок, иначе тот, кто оставил записку, нажалуется мистеру Дэрсингему, и тогда опять потеряешь место. А все оттого, что она такая вспыльчивая. Лучше уж срывать сердце на метле да пыльной тряпке…
Где-то за стеной часы пробили один раз, словно давая последний толчок мыслям миссис Кросс. Половина девятого! Ого, надо поторопиться с уборкой!
Она все еще «торопилась», — точнее говоря, лениво водила тряпкой по жестяному чехлу пишущей машинки, когда появился второй служащий «Твигга и Дэрсингема», и рабочий день начался. Застекленная дверь из небольшой передней, где посетителей всегда заставляли несколько минут дожидаться, распахнулась и пропустила в контору мальчика лет пятнадцати. Глаза его были устремлены на сложенный квадратиком журнал, который он держал перед собой на расстоянии четырех дюймов. Это был рассыльный (официально он назывался «младший конторщик») Стэнли Пул. Он явился сюда из Хакни, и оно еще напоминало ему о себе сохранившимся во рту вкусом какао и хлеба со свиным салом. Его тело, маленькое и худое, но довольно крепкое, увенчанное растрепанной рыжей головой со вздернутым носом, веснушками и зеленовато-серыми глазами, вот уже двадцать минут тому назад приступило к своим служебным обязанностям, атаковав сначала трамвай, потом автобус и пройдя пешком несколько улиц. Сейчас оно явилось в контору. Но душа Стэнли Пула еще не возвратилась к будничному существованию. Даже в ту минуту, когда Стэнли уже переступил порог конторы, она все еще витала в пустынных степях Мексики, переживая героические и захватывающие приключения в обществе юных летчиков, Джека Дэшвуда и Дика Робинзона, грозы всех мексиканских бандитов.
— А, пришел! — встретила его миссис Кросс, снова закладывая за ухо выбившуюся прядь. — А я только что подумала, отчего тебя до сих пор нет?
Стэнли поднял глаза и поздоровался с нею кивком головы. Со вздохом оторвался он от мира юных летчиков и мексиканских бандитов. И раньше, чем сунуть в карман свой журнал, попытался сложить его еще меньшим квадратиком.
— Все читает, читает, читает! — саркастически воскликнула миссис Кросс. — И на что только люди тратят время! Что они находят в этих книгах, ума не приложу! Ну вот о чем ты читал сейчас? Об убийствах небось?