Начинание Строганова было очень своевременным и вытекало из объективных потребностей развития капиталистических отношений и соответственно роста промышленности, одним из центров которой становилась Москва. Пришло время, когда чрезвычайно расширились потребности в предметах искусства, в том числе прикладного, причем нужны были не только уникальные и дорогостоящие произведения мастеров, но и доступные ремесленные изделия. Вот колоритная записка смоленской помещицы Свиступовой, никогда не бывавшей в Москве, содержащая просьбу привезти ей оттуда «кружев английских на манер барабанных (брабант-ских.— Е. X.), маленькую кларнетку (лорнетку.— Е. X.), так как я близка глазами, сероги писаграмовой (серьги филигранной.— Е. X.) работы, а для обстановки комнат картин тальянских на манер рыхвалеевой (Рафаэле-вой.— Е. X.) работы на холстинке и поднос с чашечками, если можно достать с пионовыми цветами. Еще не забудьте,— добавляет она,— почем животрепещущая малосольная рыба фунт». Эта записка, написанная в глубокой российской провинции малокультурной домоседкой-помещицей, несмотря на свою курьезность, очень показательна.
Россия никогда не была бедна талантливыми самоучками, однако время диктовало необходимость профессионального художественного образования, не только в сфере академической живописи и ваяния, но и применительно к нуждам растущего мануфактурного производства.
В начале 30-х годов в числе учеников школы был будущий архитектор и академик И. А. Монигеттт* (крупнейшая его работа — проект здания Политехнического музея в Москве); в семье Монигетти воспитывался известный писатель Д. В. Григорович, также посещавший занятия рисовальной школы. В своих «Литературных воспоминаниях» он писал, что при поступлении в инженерное училище экзаменаторы отметили его прекрасную подготовку, чему он был обязан строгановской школе.
«Журнал мануфактур и торговли» в 1830 году писал, что школа Строганова «есть из лучших в Европе», а собранные в качестве учебных пособий «коллекции моделей, рисунков весьма примечательны... Заведение его примером своим поощрило и других».
Действительно, в 1833 году при дворцовом архитектурном училище было открыто мещанское отделение, где дети беднейших московских мещан и сироты должны были учиться на рисовальщиков для мануфактур.
Здесь нам придется сделать вынужденное отступление в сторону, вернуться на несколько десятилетий назад, чтобы понять, откуда ведет начало Московское дворцовое архитектурное училище.
В XVI—XVII веках подготовка мастеров-строителей на Руси сосредоточивалась прямо на стройках, где под руководством мастеров постепенно, иногда в течение полутора десятилетий ученики постигали секреты мастерства, начиная, как правило, с простого каменщика или плотника. При Петре I начали возникать «архитектурные команды» во главе с опытными архитекторами; вся команда состояла на государственной службе и получала заказы на постройки.
Наиболее известной из московских команд была команда архитектора Д. В. Ухтомского, автора знаменитой колокольни Успенского собора в Троице-Сергие-вой лавре, Красных ворот в Москве (не сохранились), Сенатского дома в Немецкой слободе. В 1749 году он получил разрешение на открытие школы и помещение для команды в доме близ Охотного ряда. Школа существовала до 1764 года.
Воссоздана она была в конце 1780-х годов М. Ф. Казаковым, окончившим, кстати, школу Ухтомского в 1760 году с чином «архитектуры прапорщика».
Не оставляя своего великого архитектурного труда (здание бывш. Сената в Кремле, Московский университет, дом бывш. Дворянского собрания и т.д.), Казаков становится директором училища и размещает его в собственном доме близ Мясницкой улицы. В начале XIX века оно переводится в Кремль, в помещение Сената.
Среди воспитанников училища были такие выдающиеся архитекторы, как О. Бове, Ф. Соколов, И. Его-тов, Е. Тюрин, М. Быковский и другие.
В 1804 году правительством был утвержден устав училища, а в 1814 году уже после смерти М. Ф. Казакова оно стало именоваться Московским дворцовым архитектурным училищем. При этом училище и было открыто Мещанское отделение по примеру Строгановской школы.
В 1843 году С. Г. Строганов, без малого два десятилетия содержавший школу на свои средства, обратился к правительству с просьбой о передаче ее государству. Следствием этого был Именной указ от 30 апреля: «Его Императорское величество... высочайше повелеть соизволил: состоящее при Московском Архитектурном училище Мещанское отделение принять в ведение Министерства финансов и назвать Первою Рисовального школою; Строгановскую рисовальную школу в Москве принять на содержание под названием Второй Рисовальной школы». Такое деление сохранялось до 1860 года, когда обе школы слились в Строгановское училище технического рисования.
Первой рисовальной школе нришлось основательно попутешествовать по Москве. Сменив несколько адресов, 1 февраля 1855 года она перебралась в дом Шубиной на Малой Дмитровке, где и оставалась до слияния школ. Классы помещались во втором этаже, занимая две большие комнаты. На плане 1859 года видно, что во владении Шубиной было три двухэтажных здания. Но точно сказать, в каком именно здании разместилась школа, трудно. Однако можно предположить, что школа занимала часть главного дома. Помещения в нем хорошо освещенные, есть двусветные залы. Да и размеры комнат таковы, что школа, скорее всего, могла быть именно там. В одной из них помещалось три младших класса и стояло три ряда из пяти столов, причем, вероятно, солидных, так как за каждым сидело по три-четыре человека; другая комната предназначалась для двух старших отделений и вмещала семь столов по три человека.
Среди учеников преобладали бедняки. В грязную погоду они снимали при входе сапоги, чтобы не испачкать паркетных полов, и шли в классы босиком, неся сапоги под мышкой. Обучение было не только бесплатным, но ученики помимо бесплатных материалов получали ежемесячное пособие, которое в зависимости от возраста и показанных успехов колебалось от 1 до 7 рублей.
Поскольку Москва становилась центром прежде всего текстильной промышленности, основной задачей школы была подготовка рисовальщиков «по ткацкому и набивному делу». У школы были тесные связи с владельцами мануфактур, ученики нередко выполняли их заказы, а по окончании школы поступали рисовальщиками или конторщиками на фабрики.
Ткацкое рисование, разбор образцов и заправку станков преподавал выдающийся мастер-самородок Иван Герасимович Герасимов, автор первого солидного руководства по ткацкому делу.
Помимо специальных предметов в программу входили и общеобразовательные: русский язык, арифметика, геометрия и счетоводство, чистописание и закон божий. Однако им придавалось второстепенное значение, соответственно и успехи были невелики. При выдаче документов об окончании школы преподавателям приходилось всячески исхитряться, чтобы завуалировать этот факт. Так, например, в аттестате одного из учеников значилось, что успехи его в счетоводстве были посредственные, а в русском языке «старательные» — весьма остроумная и изобретательная формулировка. Такое положение вынудило ввести в учебный процесс новое лицо — репетитора по словесным предметам.
Несмотря на это, главную свою задачу школа успешно выполняла: готовила искусных мастеров для национальной русской промышленности.
Рисовальная школа была далеко не последним учебным заведением, расположившимся в этом доме. В 1874—1875 годах здесь помещается женское училище Кудряковой, а с 1876 до 1890 года, то есть почти полтора десятилетия, дом занимает женское учебное заведение княжны Ольги Николаевны Мещерской. Как сообщала газета «Московские ведомости», «открыты приготовительный, 1, II и III классы. Плата за приходящих — 60 руб., за живущих — 460 руб». Таким образом, помимо классов, очевидно, были в доме и жилые комнаты для пансионерок.
В сентябре 1890 года в бывшее помещение пансиона Мещерской, как было установлено москвоведом В. В. Сорокиным, переводится училище драматического искусства А. Ф. Федотова. Так дом на Малой Дмитровке становится приютом театральных муз, сценой, на которой обучают еще одному виду искусств — драматическому, на сей раз сценой в прямом смысле этого слова.