– Пусть останется, если он ваш товарищ. На улице холодно. Говорят, должен пойти снег. Я рабыня одного человека, он недавно перешел в мир иной. Я родила ему сына. Малышу два года. Незадолго до смерти мой господин дал мне свободу. Он хотел жениться на мне, записать кэбин, но не успел. Теперь старшие жены выгоняют меня из дома. Они не признают меня равной, поставили условие – или я по-прежнему рабыня в их доме, или должна уйти. Идти мне некуда.
– Это неважно, что они говорят, – сказал Али, – у твоего господина есть сын от тебя, он имеет право жить в доме своего отца, поскольку он мал, твоя обязанность находиться рядом с ним.
– Но рабыней, – жалобно сказала женщина.
– Как тебя зовут?
– Сакина.
– Сакина, ты сама только что сказала, что ты уже не рабыня.
– Они порвали и сожгли мою вольную на моих глазах. Я теперь ничего не могу доказать. И я не могу жить с ними. Вы можете мне помочь?
– У твоего мужа водились деньги?
– Спасибо, что назвали его моим мужем. Он был богат. Как дозволяет Коран, он имел четырех жен и много денег. Деньги где-то спрятаны в доме. Я не знаю где.
– Коран не только дозволяет, он еще и обязывает, – сказал Али, – мусульманин обязан проявлять заботу о близких ему людях. Ты должна получить свою долю наследства и долю, причитающуюся твоему сыну, как его опекун. Я могу отсудить для тебя все это. Если я выиграю дело, ты заплатишь мне десять процентов от суммы, которую получишь. Если ты согласна, то я возьмусь за твое дело.
– А, если не выиграете?
– Значит, я ничего не получу.
– Но это же неправильно.
– Это неправильно, – согласился Али, – по правилам я должен получить деньги за работу, даже если не будет результата. Но их у тебя нет. А у меня большое сердце.
– Но я могу отработать, – сказала Сакина, – я могу убираться в вашем доме или здесь.
– Это ни к чему, – сказал Али, – если ты согласна, давай сосредоточимся на деле. Где твой муж оформил твою вольную?
– У моллы Васифа. Здесь недалеко, на базаре он сидит. Я к нему ходила, чтобы он мне дал дубликат. Но он сказал, что в его книгах нет такой записи.
– Ты уверена, что твой муж, как его звали?
– Мешади Гасан.
– Что Мешади Гасан действительно оформил тебе вольную? Не обманул.
Сакина выпростала из складок одежды руку и показала клочок бумаги.
– Здесь подпись моллы. Это все что уцелело от свидетельства. Но клянусь вам, я держала эту бумагу в руках.
– Приходи завтра утром, – сказал Али, – я подготовлю исковое заявление, поставишь на нем подпись. Здесь буду я или мой помощник. Где тебя искать, если понадобишься?
– За базаром, белый дом с флюгером.
– И все четыре жены живут в одном доме?
– Только две, старшие две умерли.
– Сколько ему было лет?
– Сорок пять.
– А тебе?
– Восемнадцать. Спасибо вам большое. Да хранит вас Аллах.
Когда она ушла. Али спросил у Егорки.
– Ну что, будем пить чай?
– Нет, спасибо, я уже напился колодезной воды. Думаю, пора перейти к более крепким напиткам. Если бы эта женщина заплатила, я бы решил, что у меня нога легкая. Где, кстати, твой несуществующий помощник запропастился?
– У тебя нога легкая, и ты приносишь удачу. Я выиграю это дело и получу свои комиссионные. А помощника у меня нет. Я упоминаю о нем для солидности.
– Хочешь, я буду твоим помощником. Мне платить не надо. Буду здесь сидеть.
– Пожалуй, нет. Ты своим видом будешь отпугивать клиентов. Катиб должен вызывать доверие у клиентов, а ты похож на разбойника.
– Ты же говорил на атамана.
– Тем более. Но я могу принять тебя в число пайщиков, оплатишь пару месяцев аренды, и ты в доле.
– Ты шутишь?
– Нет, мне нужен компаньон.
– А что должен делать компаньон?
– Получать деньги, если будет прибыль или нести убытки.
– А работать?
– Работа найдется. Будешь выбивать долги.
– Вообще-то я поохотиться собирался. Слышал, что в здешних лесах звери водятся в изобилии.
– Значит, ты отказываешься?
– Нет, я согласен.
– Тогда, пошли, посмотрим, что это за молла Васиф.
Пресловутый молла Васиф сидел в небольшой узенькой комнатке между лавкой мясника и пекарем.
– Хорошее местечко себе выбрал он, – заметил Егор, – и хлеб, и еда – все здесь. Интересно, где здесь вино продают.
– Уймись, – сказал Али и вошел к молле.
Это был молодой, но уже тучный, чернобородый мужчина. На голове его возвышалась черная мерлушковая папаха, на запястье висели длинные глиняные четки – символ святости. Перед ним стоял низенький деревянный столик. Вроде тех, на которых раскатывают тесто. Однако здесь лежал Коран, стопка желтой бумаги, калам, чернильница и чашка с песком.