Понимать еще не понимаю, но уже догадываюсь. Червячок-то, оказывается, жив!
– Да вы хоть намекните, Нина Владимировна.
– Понимаете… Нет, по телефону неудобно. Не телефонный это разговор.
– Старик из лито?
– Почему – старик?
– Ну, старуха.
– И не старуха. Молодая интересная женщина… Я не прощаюсь. Жду вас, как условились, – и кладет трубку, чтобы я не отказывался и не выспрашивал.
Зря, зря, оказывается, по дереву не стучал!
Мчусь на электричке в Новосибирск, и голова трещит от мыслей. За что там на этот раз зацепились? Роман на военную тему. Фашисты в Венгрии доживают последние месяцы. Городской партизанский отряд готовит переход на нашу сторону венгерского полка в полном составе. В итоге переговоров наше командование посылает туда нескольких советских военных в чужом, естественно, обмундировании. Они вступают в контакт со старичком Бэлой-бачи, командиром партизан, нащупывают связи с антифашистски настроенным врачом-полковником, начальником венгерского военного госпиталя…
Нет, зацепиться просто не за что!
Хотя… Если это лито, то там могут зацепиться за любой гвоздь. Угадать движение мысли по их засекреченным извилинам нормальному человеку невозможно…
Вот и Новосибирск, На автобусе до Дома Советов, а там, пренебрегая лифтом, перепрыгивая через две ступеньки, по лестнице на шестой этаж.
Ну что же тут стряслось?
– Плохо дело, – вздыхает Нина Владимировна, глядя сквозь сильные очки жалостливыми глазами. – Придется вам чуть ли не всю вторую часть романа переделывать на скорую руку.
– А что именно?
– Нужно убрать все, что имеет отношение к военному госпиталю.
– Что-о?! Да ведь на госпитале построена большая часть сюжета. И потом – с чего это? Лито?
Нина Владимировна поправляет очки и отводит взгляд.
– Я, как редактор, не имею права вам говорить. Но сделать придется в любом случае. Считайте, вам не повезло. Такой уж попался глупый и упрямый редактор.
– Нина Владимировна, дайте мне, пожалуйста, номер телефона этой красивой «литовки». Я с ней сам переговорю.
– Что вы, что вы! – пугается она. – Мы даже не имеем права вам говорить, что они существуют на свете.
– Тогда я сам. Узнаю у новосибирских писателей адрес лито и отправлюсь на дипломатические переговоры. Да чего же вы боитесь, Нина Владимировна? Я ведь сам главный редактор. Пусть не журнала – альманаха. Но тоже печатное издание. И чуть ли не каждый день имею с ними дело.
– Не знаю, не знаю… Она мне такую головомойку устроит, А, да ладно! – решилась, наконец, и взялась за телефон.
Ее собеседница ни за что не хотела со мной разговаривать. Только один-единственный довод в конце концов возымел свое действие: я тоже редактор и, стало быть, знаю о существовании цензу… Фу, черт, чуть было не произнес запретное слово, Знаю о существовании отдела охраны военных и государственных тайн в печати.
– Лев Израилевич, говорите, пожалуйста, – Нина Владимировна, напуганная собственной смелостью, тянула ко мне трубку на всю длину шнура, словно жаждала от нее побыстрее избавиться.
Молодой женский голос назвал свое имя и отчество.
– Очень приятно, – отпустил я комплимент. – У вас редкой красоты голос.
– Давайте не будем обмениваться никому не нужными любезностями, – окатил меня холодный душ. – Нина Владимировна сказала, что вы – редактор алтайского альманаха. Если это правда, то дело немного меняется. Я зачитаю вам выдержку из наших инструкций. Слушайте внимательно: «Запрещается… рассекречивать расположение госпиталей по городам…» Теперь, я думаю, вам все ясно. Ну и работайте в этом направлении. Госпиталь должен исчезнуть из романа.
Чувствовалось, что она сказала все, что хотела, и готова положить трубку.
– Одну минуту. В моем романе описан фашистский госпиталь. Не наш, а фашистский. Улавливаете разницу?
Редкой красоты голос пронизался ехидством:
– Я прочитала вам выдержку дословно, Вы что-нибудь услышали там о фашистских госпиталях?
– Нет, но…
– Значит, речь идет о госпиталях вообще. Наших, ненаших, фашистских, китайских, английских. О госпиталях как таковых. «Запрещено рассекречивать расположение госпиталей по городам», – яснее нельзя сказать.
– Но это же бред! Наши – я еще понимаю. А фашистские? Какой смысл в том, что мы их не покажем?
– Не знаю. И не интересуюсь. Я действую строго по инструкции. И от инструкции отступить не имею права ни на миллиметр. Такая у меня работа. Извините, меня ждут другие дела, – и положила трубку.
Нина Владимировна стояла у другого конца стола и ломала пальцы:
– Ну вот видите. Я же говорила! А номер журнала уже в работе. Понимаете, что это значит? Гостиницу я вам заказала. Два дня я еще как-нибудь выдеру у издательства. А потом… Катастрофа! «Продолжение следует» – и нет продолжения!.. Вот вам верстка, вот вам рукопись… И я вас умоляю: чтобы как можно меньше переверсток. Сорвем график, мне оторвут голову…
Говорить, доказывать, убеждать больше не имело никакого смысла.
Заняв заказанный мне номер и поев на скорую руку тут же, в буфете гостиницы, я сел перечитывать рукопись… «Госпиталь… о госпитале… для госпиталя…» Боже мой, что же тут сократишь или выбросишь, когда в романе, особенно в последней его части, все действие связано с госпиталем? Заменить госпиталь на муниципальную больницу? Солдаты и офицеры во время боев лежат с ангиной, аппендицитом, туберкулезом, фурункулезом, повышенной кислотностью, недержанием мочи…
Абсурд!.. А если еще роман переведут на венгерский язык и выпустят в будапештском издательстве «Кошшут», как говорили мне венгерские друзья, написавшие предисловие к русскому изданию, то над автором будет хохотать весь город Мишкольц, где происходили события, подобные описанным в книге.
И все почему? Лишь только потому, что какая-то голова дубовая пропустила в инструкции «литовцам» слово "советских". Не показывать расположение советских госпиталей. Да и то, какое это могло иметь практическое значение теперь? Во время войны еще как-то можно было бы понять… А двадцать пять лет спустя?
С досады я бросился на кровать и… моментально уснул. Сказалось и нервное напряжение, и то, что поднялся сегодня непривычно рано.
А когда проснулся поздним вечером, решение уже было выдано на гора. Словно шарики во сне крутились в голове сами собой, без моего приказа и ведома, и решили задачу, не имеющую решения. Запрещено рассекречивать расположение госпиталей в городах? Очень хорошо!
Я набрал домашний телефон своего редактора:
– Не разбудил, Нина Владимировна?
– Н-нет. Я еще не сплю… Неужели сделали?
– А как же!
– Так быстро? Нет, вы меня разыгрываете. И голос веселый. У вас есть основание веселиться? А я так места себе не нахожу. Признаться, уже легла, а сон отлетел далеко-далеко. Как подумаю…
– А вы не думайте… Скажите лучше, вот так, не думая, в каком городе происходит действие романа «Звезды чужой стороны»?
– В каком городе? Гм… Странно, что меня об этом спрашиваете вы. Кому лучше знать, как не вам?
– Именно! Так вот дорогая Нина Владимировна, заявляю вам самым решительным образом, что город в моем романе не назван. Просто «город» и все! И таким образом, все претензии вашей молодой и красивой абсолютно беспочвенны.
– Вы что? Правда?
– Честное пионерское! Я еще, когда писал, думал, что настоящего названия города лучше избежать. В действительности все происходило – ну там, где это происходило, – несколько иначе. И автора могли бы обвинить в фальсификации событий, незнании фактов и тому подобных неприятных вещах. И я сначала решил заменить подлинное название города на другое, придуманное мною. А потом пришел к выводу, что лучше вообще обойтись без названия. И обошелся. Город и город!.. Ну, что скажете? Можно ехать домой? Есть удобный ночной поезд.
– Нет уж, давайте побудьте, пожалуйста, хотя бы до утра. Я тоже хочу посмотреть.
– Ну, тогда утром встречаемся в редакции. Спокойной ночи!
Я спал великолепно. Без снов. Ни разу не проснулся. А вот Нина Владимировна, бедная, пришла на работу желтая, с красными глазами. Никакой макияж не помогал. Но улыбалась.
– Знаете, я тоже не нашла. Вы просто волшебник!