Снова зазвонил телефон. Клаудия уже потянулась за наушниками, но тут в дверях показалась голова Мэри Фэйи.
– Клаудия, ты мне нужна. У нас там пациентка в приемной.
ПАЦИЕНТКА ЖДАЛА В КАБИНЕТЕ, ТЕСНОМ НУЖНИКЕ рядом с приемной, где едва помещались стол и три стула. Ванесса М. оказалась миловидной круглолицей девушкой с афрокосичками и робким, тоненьким голоском. Судя по карточке, ей было семнадцать лет и десять недель из них она была беременна.
– Все, что ты мне сегодня расскажешь, останется в тайне, – начала Клаудия. – Но если ты скажешь мне, что кто-то причиняет тебе вред, не заботится о тебе или что ты собираешься что-то с собой сделать, мне придется сообщить об этом, чтобы убедиться, что с тобой ничего не случится.
Это был плюс-минус стандартный протокол. Каждый сотрудник клиники являлся уполномоченным представителем и один-два раза в год, иногда чаще, Клаудии приходилось звонить в Министерство по охране детей и семьи, чтобы сообщить о преступлении в отношении несовершеннолетних.
Ванесса отвечала на вопросы односложно. Да, она знает, какие варианты у нее есть. Нет, никто не принуждает ее сделать аборт. Когда Клаудия спросила о ее планах на будущее, девушка оказалась более многословной. В сентябре начинаются занятия в Массачусетском университете, она собирается изучать речевые патологии. Ее сестра воспитывает глухого сына. Однажды Ванесса научит его говорить.
Ванесса М. Полностью имя никогда не указывается, как у анонимных алкоголиков, чтобы защитить частную жизнь пациента.
– Я точно хочу когда-нибудь иметь детей, – негромко сказала она. – Сто процентов. Просто, ну, не сейчас.
Клаудия объяснила, что при медикаментозном аборте стоит быть готовой к шести-восьми часам обильного кровотечения и сильным спазмам. «Как при тяжелых месячных, – добавила она. – Ибупрофен облегчит боль».
Мэри вернулась в компании официального представителя Ванессы – крепкой, воинственной тетки, которая напомнила Клаудии ее собственную мать. Тетка согласилась подписать форму, но ей это явно было не по душе.
Она молча подписала бумаги. Перед тем как уйти, она остановилась в дверях: «Это решение Ванессы, но вам я скажу – я от него не в восторге. – Она окинула Клаудию взглядом с ног до головы. – У вас есть дети?»
Разумеется, ей уже задавали этот вопрос. Вопрошающих – чаще всего чернокожих, латиноамериканок и матерей несовершеннолетних – ее ответ не удивлял. Они смотрели на нее с недоверием: белая женщина, которая не любит детей. Клаудия чувствовала на себе их осуждение, но с вердиктом поспорить не могла. Она была белой и не любила детей, по крайней мере, не той глобальной, безусловной любовью, какую ожидают от женщин. В раннем возрасте осознав, что некоторые из них совершенно невыносимы, она любила их строго избирательно. В мэнском отделении органов опеки многие были неуправляемыми и капризными, фонтанировали злобой и страхом. И тот факт, что у них были на это все причины, нисколько не облегчал процесс общения.
– Нет, – ответила Клаудия.
– Так я и думала, – сказала тетка.
По правде сказать, она никогда не принимала решения не иметь детей. Просто в двадцать она решила – не сейчас. И в тридцать. И в сорок. На каждом этапе ее жизни находились вещи, которыми она отдавала большее предпочтение.
– Не понимаю, как вы можете здесь работать, – сказала тетка.
Клаудия не ответила. Ей постоянно это говорили. Старые друзья, дальние родственники, незнакомцы в самолете. Стоматолог. Мануальщик. Женщина, которая ее стригла. Ее терапевт пояснил, что можно не отвечать; что это утверждение, а не вопрос. Самым очевидном ответом было бы: «Нет, не понимаете».
– С Ванессой все будет в порядке. – Клаудия протянула тетке визитку. – Это мой телефон. Если ей что-нибудь понадобится, пожалуйста, позвоните.
Не понимаю, как вы можете здесь работать.
А вот чего Клаудия не сказала и никогда не говорила: так было не всегда. Когда-то давно, в другой жизни, она жила в Нью-Йорке и работала в журнале «Дэмзел»[6]. Она получила эту работу, потому что была молоденькой и симпатичной, а у матери ее парня были связи. Клаудию взяли младшим редактором, – в списке сотрудников в выходных данных она была самой молодой. Там она получила первый урок о том, как устроен этот мир.
«Дэмзел» регулярно выдавал нескончаемый поток советов. Они учили женщин, как быть женщинами, и называли это общественной журналистикой.
Раз в год, писала Клаудия без всякой иронии, обязательно посещайте специалиста по подбору бюстгальтеров.