И дядя Вилюй повёл Володю по узким железным мосткам, по скользким вертикальным лесенкам и решётчатым настилам, объясняя устройство машины.
— Вот это, видишь, у нас дизеля стоят. Потому что, что мы тут имеем? Теплоход. Коли был бы пароход, так тут бы котлы стояли, а у нас дизеля. Понятно тебе это слово? Так вот, стало быть, как! Ты, как большой будешь, кем стать собираешься? Моряком небось?
Это был нелёгкий вопрос. Когда-то Володя мечтал быть моряком. Потом, когда его спас рыбак, искусно вернувший маленького утопленника к жизни, и после истории с градусником ему захотелось стать доктором. Узнав происхождение таинственной надписи в каменоломнях, Володя стал мечтать о партизанской жизни, и каждое воскресенье они с Ваней Гриценко играли в «партизан». Но сегодня, после встречи с отцом на этом громадном и дивном корабле, он опять вернулся к своим первоначальным намерениям, решив про себя, что сперва можно стать моряком, а потом, на земле, выучиться и на партизана.
— Моряком, значит?.. Хорошее дело. Папаша у тебя моряк справный. Давай и ты в эту линию… Ну, а вот у нас тоже не хуже, чем на пароходе, и котёл имеется.
Они остановились у чёрной железной громады, от которой шёл жар. Внутри неё что-то гудело, и казалось, железный пол возле дрожит.
— А для чего нам котёл, спрашивается? А очень просто: для всяких хозяйственных нужд. Горячую воду в камбуз подаём, на кухню. Вот видишь, краники всякие — синие, красные… И в душевую, в баню. У нас, между прочим, и баня имеется. Русская, настоящая. За границей таких нет. Так что живём, видишь, прилично. Вот сейчас как раз вахта мыться пойдёт.
А сверху уже доносился голос отца, звавшего Володю в баню.
В бане пахло так, как пахнет во всех обыкновенных банях, — мокрым пареным деревом, мочалкой, щёлоком, душным паром. Отец снял с себя китель и оказался в тельняшке, которую носил по старой краснофлотской привычке. Он нагнулся, закинул за плечи руки, выставив вперёд локти, и стащил с себя фуфайку. Володя с уважением и восторгом посмотрел на его мускулистую спину, на шарообразные мускулы, катавшиеся под кожей рук.
— Ну, давай, давай, чего же ты? Разоблачайся! Клади вот сюда, — говорил отец, растирая сильную и выпуклую грудь. — Идём, я тебя поскребу как следует. Давно я тебя не мыл… А ты ничего, масластенький. Это у тебя отчего тут?.. Дрался, что ли?.. А это?.. Э-э, да ты, видно, тёртый калач! Бывал в деле. Доставалось не раз, гляжу!..
Пахнуло прохладным воздухом, и в баню, на ходу стремительно сдирая с себя спецовки, пропахшие мазутом и маслом, с грохотом бросая под лавки тяжёлую обувь, ворвались какие-то чёрные люди, со сверкающими белыми глазами и блестящими зубами. Володя оторопело глядел на них и на всякий случай подвинулся к отцу.
— Машинная вахта мыться пришла, — объяснил отец.
Моряки сразу напустили горячего пару в бане, стали обдавать друг друга водой, с размаху пускать из рук в руки летящие по скользкой скамье шайки. Они шумели, фыркали, отплёвывались, громко разговаривали, стараясь перекричать ими же поднятый шум. Тела их, окатываемые горячей водой, побелели на глазах у Володи, и теперь можно было рассмотреть якоря, змей, корабли, русалок и орлов, вытатуированных на коже у некоторых машинистов. Отец, посадив Володю на высокую полку, крякая от удовольствия, яростно тёр ему спину намыленной, нестерпимо горячей мочалкой.
— Уй-юй-юй!.. Папа, больно же!.. — не выдержал Володя.
— Терпи, терпи, здоровее будешь! Надраю так — блестеть станешь. А ну, закрой глаза, да крепче! Я тебя сейчас окачу…
И Володя захлебнулся в обжигающей горячей воде, разом хлынувшей на него сверху. Казалось ему, что он сейчас уже не выдержит, наглотается, задохнётся. Но вот всё кончилось, рот и ноздри его втянули горячий воздух, сильные руки отца обжали его волосы на голове, согнали остатки воды с лица. Он осторожно открыл глаза.
— Вот теперь чисто! — сказал довольный отец. — Ну, иди одевайся, а я ещё немножко тут попарюсь… Парфёнов, поддай пару ещё!
Что-то свирепо зашипело, ахнуло на всю баню, и Володя стремглав выскочил из огромного облака пара в предбанник. Там он быстро оделся, хотя и чулки, и штанишки, и рубашки с трудом налезали на распаренное тело, ботинки показались грубыми и тесными, а пальцы рук стали смешные — с белыми кончиками, сморщенные, шершавые, как грецкие орехи.
От жаркой духоты, от пара, которым надышался Володя, в голове у него было мутно, и, когда он вышел в узкий коридор, где вдоль противоположной стены шли длинные поручни, он совсем забыл, откуда они пришли с папой и куда теперь надо идти. Где-то высоко над головой бухали шаги и словно проползало с шумом что-то длинное, тяжёлое. Слышались приглушённые железом голоса. На минуту Володе показалось, что он снова очутился в узкой галерее старокарантинских каменоломен, глубоко под землёй. Но здесь было светло и под ногами вместо каменной тверди что-то зыбко подрагивало.