П. Вяземский, узнав о том, что Мамонова привезли в Москву, сожалел, «что нет здесь Орлова» и Матвей «остается один в когтях» властей. А над Орловым и другими членами «Ордена» также сгущались тучи. Еще до ареста Дмитриева-Мамонова первым пострадал Владимир Раевский, брошенный в тираспольскую тюрьму, Орлова отстранили от командования дивизией, Новиков умер и потому избежал ареста.
Деятельность «Ордена Русских Рыцарей» прекратилась, некоторые из его участников станут декабристами. Матвей же, будучи на режиме полудомашнего ареста, естественно, не мог нринять участия в событиях на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Как же он воспринимает эти события? Как настоящий патриот. Он отказывается присягнуть Николаю I, не признает новое правительство.
Сохранился потрясающий документ, из которого видно, что к Матвею относятся как к политическому противнику. Ему открыто угрожают положением сумасшедшего с лишением его гражданских и имущественных прав до тех пор, пока не переменит образа мыслей.
Матвей образ мыслей не переменил, в результате - опека, «лечение» и бессрочное одиночное заключение. Да, заключение, пусть даже в собственном роскошном доме.
После особняка Бове в Богословском переулке для Мамонова снимут дом Покровского у Колымажного двора, пока, наконец, не переселят его уже постоянно на его собственную дачу за Калужской заставой, где он и скончался в 1863 году в возрасте 73 лет. Погребен Дмитриев-Мамонов на кладбище Донского монастыря.
Опекун Мамонова правнучатый племянник Н. А. Дмитриев-Мамонов писал: «…по своему уму, образованию, энергии, доброте и по своей рыцарской честности… он мог бы быть замечательным деятелем» [1], но зависть и злоба людей сломили и обездолили его жизнь.
[1 Из воспоминаний И. А. Дмитриева-Мамонова. Граф Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов. - Русская старина, № 4,1890, с. 177.]
Исследователь жизни и деятельности М. А. Дмитриева-Мамонова Ю. М. Лотман отметил, что Мамонов не являлся фигурой центральной или даже участником ведущих тайных обществ, вся его деятельность развертывалась на периферии декабризма, но он интересен как деятель, во взглядах которого чрезвычайно выпукло отразились характерные черты ранней стадии формирования дворянской революционности.
МЕЦЕНАТИН И ДРУГИЕ
Некоторое время домом владел гвардии ротмистр Л. К. Черепов. Содержание довольно большого дома, очевидно, ротмистру было не по карману, и он уступает его богатому купцу, золотопромышленнику и меценату П. В. Голубкову. Купец поселился в Москве в 40-е годы, вероятно, тогда же приобрел дом в Богословском переулке. В 1846 году И. М. Снегирев упоминает этот особняк как дом Голубкова. В Исповедной ведомости церкви Григория Богослова за 1847 год мы находим запись о том, что в доме № 6 живет «Надворный Советник и Кавалер Платон Васильевич Голубков, вдов, шестидесяти лет». Сохранились планы участка и фасада дома, выданные Голубкову в 1850 году [1].
[1 Историко-архитектурный архив ГлавАПУ г. Москвы. Тверская часть, д. 436/469, л. 3.]
Фасад дома несколько отличается от привычного нам облика. Прежде всего бросается в глаза отсутствие мезонина. Большое окно второго этажа в центре акцентировано всего лишь четырьмя пилястрами, позднее их станет восемь. Над окнами второго этажа отсутствовали прямоугольные продолговатые филенки, заполненные лепным орнаментом. А вот стрельчатые и круглые впадины с заключенными в них растительным орнаментом и масками уже были. По всей видимости, Голубковым на первых порах был произведен необходимый «косметический» ремонт. Из воспоминаний этнографа П. И. Небольсина видно, что в 1853 году дом находился в отличном состоянии.
Этнограф не был лично знаком с меценатом и, отправляясь в путешествие по России, хотел познакомиться с ним. Кроме интереса к этому человеку, к его путешествиям и деяниям Небольсин рассчитывал на материальную поддержку своего мероприятия. Поэтому первое, что он сделал в Москве, - поспешил в дом № 6 по Богословскому переулку.
Встречу с Голубковым он описал в книге «Рассказы проезжего Павла Небольсина». Поскольку произведение вышло в свет в 1854 году, еще при жизни Голубкова, автор именует его Меценатиным. Но все без труда узнавали в нем крупнейшего богача Платона Васильевича.
Вот как описывает Небольсин свой визит к Мецена-тину. Едва он подошел к подъезду, «обе половинки парадных дверей широко растворились, два дюжие лакея подобострастно вышли мне навстречу, приняли мое верхнее платье и по широким сеням довели до обитой коврами лестницы. На площадке бельэтажа встретил меня еще лакей, в синем фраке и в белом галстуке; он ввел меня в приемную». Далее этнограф вспоминает: «Приемная, отделенная от узенького коридорчика, который вел во внутренние покои, роскошной перегородкой с цветными стеклами, была не обширна. Прямо против входа стоял пьедестал с превосходным бюстом Суворова; по стенам направо и налево висели две оригинальные, говорят, картины Вандика» [1].