Весь следующий день мы с Кертту думали, как малышка Веера переживет все это.
У нее с ума нейдет дядя, который писает на дворе. Может быть, надо будет обратиться к врачу. Я поинтересовался, как к этому относится КЕЛА,[12] оплатит ли счет, черта с два. КЕЛА возместит расходы, если сомалийцу сломают мизинец в драке, которую он сам и затеял. КЕЛА возместит расходы, если антисоциальный тип поранится бутылкой, которую он сам и разбил.
Чем больше я думаю об этом, тем глубже проникаюсь уверенностью, что мы сами должны поймать его. Мы с Кертту решили, что посоветуемся с соседями. В следующий раз, когда он появится здесь, мы запишем его на видео. Установим камеру у кухонного окна, оттуда обзор лучше.
Кертту вспомнила, что в предпоследнем «Нашем дворе» была статья этого Мякинена, где он предупреждал, что не надо приукрашивать прелести жизни в собственном доме, потому что в сухих мозгах самых завистливых и злобных типов из многоэтажек легко займется огонь ненависти от этих слов. Тут Мякинен попал в точку и одновременно подал идею.
Я вытащил «Наш двор» из ящика для бумаг, мы вместе еще раз перечитали статью. Мякинен писал в своей изящной манере, что в муниципальных домах заложена часовая мина. Расположение нашего района по соседству с такими домами не может не повлиять негативно на тех, с чьих балконов открывается вид на лес, а в ясную погоду просматриваются десятки двускатных крыш и зеленые дворики.
Мякинен писал, что, хотя мы ведем правильный образ жизни и дом заработали в поте лица, где-то всегда найдется кто-то, считающий, будто нам еще до рождения раздали те карты, с которыми мы в игре. И этому кому-то может ударить в башку что угодно.
Оттуда ссыкун и вышел.
Кертту успокоилась.
Но я пребывал в полной уверенности. Это был не наркоман. Это был человек из муниципальной квартиры.
Таким волю дай, они еще хуже, чем наглотавшиеся колес. Я знаю несколько таких у нас на работе, точно, они источают свой специфический запах. Своеобразный привкус зависти. Во время спада им не удалось оторвать собственности, и вот во время кофейного перерыва придумывают тысячи причин, почему в муниципальной квартире жить лучше.
Раньше я тоже придумывал эти причины, но теперь замечаю, насколько жалкими они были.
Стены
Maтти
Вернувшись из Лаппеенранты, я занялся Кесамаа. Я был уверен, что рано или поздно он приведет меня во двор заветного дома и назначит подходящую цену.
Я наблюдал за ним на четырех смотринах, на автозаправке Тебойл и в Западном терминале по возвращении из Стокгольма.
Кесамаа проживал в рядном доме для четырех семей недалеко от дороги на Туусулу. Шумновато из-за магистрали, зато место респектабельное. Я побывал рядом с домом, высокий дощатый забор не давал подобраться ближе. Я залез на забор и сделал несколько снимков небольшого двора.
На смотринах Кесамаа я прятался за спинами, стараясь не попадаться на глаза. Когда по окончании просмотра Кесамаа начинал раздачу проспектов, меня уже не бывало на месте.
На заправке в кафе я сидел за соседним столиком и читал старые газеты.
Я следил за ним боковым зрением, пытаясь услышать, что он говорит по мобильнику, который то и дело трезвонил. Он пользовался телефоном с почти акробатическим искусством. В свободной руке кофе и пончик, одобрительное бормотание в трубку, похохатывание, разговор окончен, глоток кофе, снова взгляд на дисплей – кто звонит, радостное приветствие, мобильник между плечом и ухом, блокнот из нагрудного кармана. За несколько минут он превратил столик у окна в офис. Вернувшись домой, я в третий раз разогрел запеканку с печенкой, подкачал брюшной пресс и занес в блокнот свои наблюдения:
«Абсолютно безответственный. Трудно поверить, что торгует материалом по средней цене от миллиона до почти двух. Сразу меняет точку зрения, если от этого есть выгода. Повторяет слово „именно" раз шестьдесят в день, предпочитает соглашаться с клиентом, даже если тот ошибается. Способен ответить на вопрос, не отвечая на него. Всегда раздражается, если звонит жена, ссылается на то, что находится в неудобном месте, на встрече с клиентами, хотя сам опирается на игровой автомат в Тебойле. С другой стороны, ястреб. Моментально хватает клиента, стоит тому чуть оттаять. Великолепно информирован о ценах в районе, способен оценить многие объекты, не видя их. Уровень жизни средний, двор маленький и неухоженный, скоро можно будет пропалывать сорняки. Ни в коем случае не боец домашнего фронта, наоборот».
Я убрал блокнот и посмотрел на фотографии Хелены и Сини.
У обеих длинные волнистые волосы и большие карие глаза. Я вспомнил, что сделал эти снимки на тещиной даче, на мостках. Перед нами лежало озеро Пяяннэ, поднималось волнение, вода дышала холодом, первые желтые листья липли к мосткам.
Я взглянул на часы: 22.54. Время для гриля. Набрал телефонный номер.
Голос Кесамаа был сиплым. Я представился именем Йоуко Каарио и сказал, что интересуюсь квартирой в рядном доме, которая продается с конца мая. Кесамаа не сразу набрал обороты, выразив сожаление о том, что здесь, на террасе, не располагает полным пакетом документов, но, конечно, он помнит этот объект, такого рода квартиры очень редко в продаже.
Первая ложь.
Я спросил о возможном ремонте. Ничего такого не ожидается. Состояние – просто супер.
Вторая ложь. Я побывал на смотринах у Риитты-Майи и знаю, что ремонта дренажной системы и крыши в следующие два года не миновать.
Я попросил Кесамаа организовать для меня персональные смотрины по возможности быстрее, потому что у нас в семье скоро родится третий малыш, старая квартира становится тесной. Кесамаа меня поздравил и зашелестел страницами календаря. Он пообещал устроить просмотр уже завтра вечером, к сожалению, только в восемь, но, с другой стороны, в это время уличное освещение придаст дворику особое очарование. Я собирался закончить разговор, как вдруг Кесамаа поинтересовался финансовой стороной. Я сказал, что все в порядке, прежняя квартира уже продана, сбережений набралось примерно пару сотен тысяч.
– Ну, тогда не надо ходить в банк с протянутой рукой, – хохотнул Кесамаа.
Я попрощался и добавил к характеристике Кесамаа:
«Профессиональная хватка, способен подавить матерок в голосе за доли секунды. Голос выдает усталость. Не прислушивается к себе и не может оценить, как глубоко заплыл. По всей видимости, относится к тем, кто пренебрегает духовным благополучием и объясняет хроническую усталость профессиональной нагрузкой. Может продать что угодно, очевидно, примкнул к делу, прознав о больших комиссионных. Вообще-то гибкий характер, если и выпадет из дела, то, как кошка, на лапы. По-прежнему – уничтожить».
Первый раз за все время проекта я ощутил усталость.
Подзарядился, посмотрев на их фото.
Глядя на щеки Сини, я вспоминал, как утирал с них воду Пяяннэ прежде, чем сделать кадр. Волны били в борт лодки, и брызги обдавали Сини.
Доча спросила, неужели озеро сердится. Я ответил, что озеро вовсе не сердится, это ветер виноват, он толкает озеро.
– Почему он его толкает, что озеро ему сделало, ведь озеро только дом для рыбок.
– Да, но ветер ничего другого не умеет, дуть – это его работа.
– А когда у ветра выходной?
– Этого я не знаю.
Я вспомнил, как стоял на краю мостков в тот вечер. Ветер парусом надул мою куртку, я развел руки по сторонам и подумал, что если бы все ветра сейчас собрались за моей спиной и дунули одновременно изо всех сил, я улетел бы на середину озера.
Заставил себя вернуться к работе.
12