— Прошу вас, прошу вас, пожалуйста, — заговорил он, с протянутыми руками двигаясь навстречу дяде и племяннику. — Рад видеть вас вместе. Как здоровье, как самочувствие? — сыпал он обязательными приветствиями, не давая гостям и рта раскрыть. — Горе, кругом теперь одно горе, велик аллах, — продолжал Усман-бай. — Заходите, рады вам, заходите. У всех теперь горе. Цены растут, три дня в городе стрельба, убийства, три дня ни одна лавка в городе не торгует, вы тоже не торгуете, почтенный Юсуп-ака. Одно разоренье. И холодно уже становится. Вот завяли у меня розы, совсем осыпались. Приходите весной, какие розы у меня, знаете? Из дворца эмира благородной Бухары у меня розы. Мой друг, садовник эмира, под большим секретом продал мне три куста. Для вас, уважаемые, самый лучший бутон срежу…
Он так сыпал словами, был так радушен и суетлив, что у Талиба в голове слегка загудело. Дядя Юсуп смущался все больше и больше.
— Мы к вам по делу… — вставил наконец слово и дядя Юсуп.
— Дела, дела, — прервал его Усман-бай, — у всех теперь дела. Ох, тяжелое время настало! Заходите, посидим поговорим о делах. Рад вам, очень рад. Пословица есть: гость в дом — радость в дом…
Усман-бай провел дядю Юсупа и Талиба в комнату для гостей, большую и просторную, с круглой высокой железной печью, какие Талиб видел только в русских кварталах новой части Ташкента.
Стены были разрисованы всякими рисунками, похожими на павлиньи перья, потолок лепной, там тоже всякие узоры, гирлянды из роз и лепестков. На полу лежал мягкий и яркий туркменский ковер, горы атласных подушек.
Усман-бай быстро и звонко защелкал пальцами. Тотчас откуда-то вынырнула служанка и расстелила шелковый дастархан. Печенье и прозрачный сахар, кишмиш и изюм с косточками, фисташки и миндаль, европейские конфеты в обертках и матовые гроздья винограда появились на дастархане под звонкое щелканье байских пальцев.
— Быстрей, быстрей, — приговаривал Усман-бай. — Разве ты не видишь, глупая, какие сегодня у нас дорогие гости!
Чем больше Усман-бай говорил, чем больше расхваливал гостей и чем больше угощенья появлялось на разостланной шелковой скатерти, тем больше неприязни к хозяину испытывал Талиб. Он и сам не понимал, почему так получается. Даже чайники с раскосыми китаянками под цветистыми зонтиками вызывали неприязнь мальчика. Дядя Юсуп совсем растерялся и сник.
— Берите, берите, угощайтесь, — рассыпался Усман-бай, время от времени бросая быстрые взгляды то на дядю, то на племянника.
Дядя Юсуп оторвал одну виноградинку от кисти и положил в рот, не решаясь раскусить. Талиб тоже оторвал одну ягоду и держал ее в руках.
— Мы по делу, — опять начал дядя Юсуп, с трудом проглотив виноградинку. — Вот Талибджан сейчас остался сиротой, ему нужны деньги, а вы должны…
— Сто рублей, — перебил дядю Юсупа Усман-бай. — Да, я обещал еще сто рублей за клинок, хотя он никогда не стоил и четверти этой суммы. Саттар обманул меня, но я все равно согласен уплатить, раз обещал. Только не сейчас. Сейчас совсем нет денег.
— Вы обещали сто рублей или тетрадку моего дедушки, — сказал Талиб.
— А, наследник! — вроде бы обрадовался Усман-бай. — Ты настоящий наследник, молодец! Зачем тебе старая тетрадка твоего дедушки? Я дам тебе десять таких тетрадок, только совсем новых. Зачем?
— Вы обещали сто рублей или тетрадку моего дедушки, — не умея скрыть неприязнь, повторил Талиб.
Дядя Юсуп даже покраснел оттого, что племянник такой невежливый. Он пытался что-то сказать, но Усман-бай теперь смотрел только на Талиба.
— Ты, наследник, совсем большой и упрямый, как твой отец, — сказал Усман-бай совсем другим тоном. — Тетрадку я не смог добыть. Не смог, понимаешь? Спроси у Рахманкула. А теперь полиции нет, где же я достану тетрадку? И денег у меня сейчас нет. Ни копейки!
Талиб смотрел на Усман-бая в упор. До этой минуты он не решался посмотреть в глаза самого уважаемого человека их улицы, а теперь смотрел прямо и уверенно. Тут уж сам Усман-бай отвел глаза и обратился к дяде Юсупу:
— Конечно, я обязательно отдам долг. Не такой я человек, чтобы не отдавать долги. Но рассудите сами, зачем вам эти деньги сейчас? Теперь деньги сильно подешевели, в то время сто рублей — богатство, а нынче на базаре фунт мяса шестьдесят копеек, картошка — по восемь рублей за пуд… Погодите, вот установится новая власть, деньги опять подорожают, тогда отдам.
Юсуп знал, что деньги не могут подорожать, наоборот, с каждым днем дорожали продукты, но так прямо возразить Усман-баю он не решился.