— Все в порядке, Вики, можешь открыть глаза. Я ее... накинул на нее простыню.
Я чуть-чуть приоткрыла один глаз. На кровати возвышался бесформенный предмет, длинный холмик из белой хлопчатобумажной простыни... Господи, никогда, наверное, не забуду это жуткое лицо, все в отвратительных пятнах...
Джон стоял рядом с кроватью, спокойный и безмятежный, разве что на щеке едва заметно подергивался мускул.
— Зачем? — прошептала я. — Зачем понадобилось ее убивать?
— Не знаю. Она была такой безобидной. Глупой, ветреной, взбалмошной, но совершенно безобидной... И так гордилась своим хорошеньким личиком.
В голосе Джона прозвучали необычные нотки, а его лицо... Странное какое-то выражение, совсем как в тот раз, когда я спросила, знает ли кто-нибудь о его тайной квартирке.
— Так она знала! — прошептала я. — Знала об этом уютном гнездышке... И через нее эти бандюги, твои коллеги, обнаружили квартирку... Ты приводил ее сюда, ведь так? Вы с ней были...
— Господи, неужели ты меня считаешь таким тупицей? Хелена ведь была любовницей Пьетро. И кроме того, болтливое и бесхитростное создание. Я не стал бы так рисковать, она сразу же выболтала бы о моей квартире! Не говоря уж о том, чтобы приводить ее сюда.
— Но ты с ней...
— Какая разница, — буркнул Джон. — Разве что для меня...
— Тебе нужно бежать! Боже... — Я похолодела. — Они принесли Хелену сюда, чтобы тебя обвинили в убийстве!
— Это моя ошибка, не стоило сюда приходить. — В голосе Джона не было и следа беспокойства.
— Но я могу подтвердить твое алиби.
— Хелена мертва по меньшей мере двенадцать часов, а может, и того больше. Они будут утверждать, что я убил ее вчера вечером, еще до того, как меня заперли в подвале.
Он вдруг всхлипнул. Нелегко, должно быть, видеть остывшую плоть, которую некогда ласкал. Я поежилась и поспешно пробормотала:
— Прости! Она мне в общем-то нравилась.
Едва уловимый призрак прежней улыбки тронул уголки плотно сжатых бескровных губ.
— Мне тоже... Положение хуже некуда, Вики. Я не способен пока ясно мыслить, но, думаю, мне не выкрутиться.
— Нет! Выкрутишься! Что-то у меня тоже в голове слегка шумит... Когда, по-твоему, они привезли ее сюда? Джон, ты все-таки рассказывал ей об этом месте. Как бы иначе о нем прознали?
Он начал было говорить, но тут же замолчал... До чего ж у него глупое лицо в такие минуты. Впрочем, отвисшая челюсть, наверное, никого не красит.
Зная то, что я знаю теперь, не уверена, собирался ли Джон сказать мне об озарении, посетившем его в ту секунду. Но нет никаких сомнений, что, будь у нас хоть немного времени пораскинуть мозгами, события не приняли бы столь ужасный оборот. В общем, в дверь вдруг забарабанили. Да еще как забарабанили! От неожиданности я едва не заорала дурным голосом, от неожиданности, но отнюдь не от удивления.
Увы, но это последнее потрясение, в довершение к остальным напастям, чуть не стало и последней каплей для моего и без того смятенного разума. Не могу сказать, что я удивилась. Скорее уж разозлилась на себя за глупость и недальновидность. Могла бы и предугадать такой оборот, много ума для этого не требуется. Если банда хотела обвинить Джона в убийстве, то уж, наверное, в ближайшем полицейском участке оборвали все телефоны, расписывая, что убийца вернулся на место своего преступления... Негодяи устроили нам маленькую аккуратную ловушку, в которую мы и угодили с завидной готовностью. Мышеловка захлопнулась, дамы и господа!
Впрочем, нет, это не мышеловка захлопнулась, это Джон захлопнул дверь спальни. После секундного замешательства он придвинул кровать к двери.
— Здесь нет выхода, — прошептала я. — Может, лучше сдаться? Джон, я скажу им...
— Заткнись!
Он одним прыжком пересек комнату и распахнул окно.
До узкой, вымощенной камнем улочки было три этажа гладкой стены.
— К твоему сведению, я еще не научилась летать.
Стук в дверь становился все настойчивее и нетерпеливее.
— Вверх! — прошептал Джон.
Это здание определенно было не из разряда роскошных особняков с высоченными потолками, карниз крыши находился менее чем в шести футах от подоконника. Идея вскарабкаться на крышу не показалась мне особенно удачной, и я уже собиралась поведать об этом Джону, но не успела: он с недовольным возгласом бесцеремонно обхватил меня за талию.
— Надеюсь, ты не боишься высоты! — с этими словами он выпихнул меня в окно.
Нет, я не боюсь высоты, совсем не б-боюсь... Мои пальцы нашарили карниз, руки Джона нетерпеливо подталкивали меня в гм... зад. Из комнаты донесся грохот. Дверь! Не выдержала входная дверь. Теперь барабанили совсем рядом, в дверь спальни.
— Доберись до телефона! — рявкнул Джон. — Позвони своему Шмидту! Расскажи ему все!
Я не успела вымолвить и слова, как Джон с силой толкнул меня вверх. Я мельком увидела перекошенное от напряжения лицо, и локти мои оказались на крыше. Дальше было раз плюнуть. Я подтянулась на локтях, Джон уперся в подошвы моих туфель и последним толчком запихнул меня на плоскую крышу.
Он даже успел закрыть окно и отскочить от него, потому что, когда я глянула вниз, окно было уже закрыто, а из комнаты доносились звуки борьбы.
Джон никогда бы не забрался на эту крышу. Я твердила это себе, стремительно несясь по размякшей на солнце, просмоленной поверхности. Если бы он не толкал меня снизу, я бы тоже на нее в жизни не забралась. А Джон, с его раненой рукой... А еще я говорила себе, что он теперь в лапах полиции, а значит, в безопасности, и, как только мне удастся связаться со Шмидтом, его тут же отпустят. По крайней мере снимут обвинение в убийстве. Интересно, некстати подумалось мне, в ходу ли у итальянской полиции допросы с пристрастием?
Я прекрасно знала, что Джон не убивал Хелену. Кому вообще могло понадобиться убивать эту глупую и совершенно безвредную красавицу? Пьетро не из тех людей, кто впадает в ярость из ревности, даже если он узнал о ее измене. Толстяк лишь выругался бы, пожал плечами и выгнал ее из своего дома. Разумеется, была вероятность, что Хелена случайно стала свидетельницей какого-нибудь непотребства и бандиты решили избавиться от глупышки. Но на что она могла наткнуться? Бедняжка не страдала избытком сообразительности и сомнительно, чтобы могла выведать больше нас с Джоном. А ведь нас не прикончили на месте, а посадили под замок, и, кто его знает, возможно, даже не собирались убивать...
Кому же могла помешать бестолковая Хелена? Горсть бриллиантов надежно заткнула бы ей рот, причем бриллианты совсем не обязательно должны быть настоящими, она все равно не смогла бы отличить копию от подделки. Нет, необходимости в убийстве не было, если только... если только за безобидным планом производства фальшивок не таилась тяга к насилию...
Все эти мысли кружились у меня в голове (причем далеко не в столь связном виде), когда я прыгала с крыши на крышу, словно Зорро и Супермен в одном лице. Впрочем, литературные и киношные герои были не столь безрассудны, как ваша покорная слуга. Их всегда ждал внизу верный помощник с повозкой, груженной сеном или пуховыми подушками, бил копытом белый жеребец или урчал автомобиль... Оставалось лишь картинно сигануть в подушки или спрыгнуть на спину скакуна и с криком «Я вернусь!!!» умчаться в неведомую даль.
В моей ситуации все обстояло иначе. Сколько я ни смотрела вниз, ни повозок с сеном, ни скакунов, ни спортивных авто не наблюдалось. Стой, Вики! Надо успокоиться и хорошенько подумать...
Я остановилась и огляделась. Никто не взбирался вслед за мной по стене, никто не мчался по пятам. Либо Джон убедил полицейских, что он один, либо они решили, что я успешно удрала. Но меня не покидало неприятное ощущение, будто я нахожусь у всех на виду. Многоквартирный дом был не слишком высок и не низок, так, серединка на половинку. Рядом теснились дома повыше и пониже, оснащенные балконами. Я села в тени парапета, который шел вдоль крыши, и попыталась отдышаться. В голове немного прояснилось.