– Восхвалим Бога, Повелителя Вселенной, за Его щедрость и благоволение. Да пребудут они с нами всегда…
Она вздрогнула – запах дыма усилился. Что это такое? Амира взглянула на часы – Марьям и Сулейман должны сейчас вернуться с субботней службы в синагоге, и она сможет узнать, что случилось в городе.
Скрывая тревогу, она встала и сказала внукам:
– Дети, пора за уроки. – Она осмотрела коленку Захарии– царапина была неглубокой. – Надо учиться, чтобы читать Коран. Знание Божьей книги защитит вас от всякой беды.
– Они еще крошки, мама Амира, – улыбнулась Элис.
Амира тоже улыбнулась, скрывая нарастающую тревогу, – запах дыма становился все сильнее и стали слышны отдаленные крики на улицах.
– Бегите же, дети, сделайте все уроки, тогда завтра мы поедем на могилу дедушки.
Дети, обрадованные и оживленные, вбежали в дом.
На кладбище Рашиды ездили раз в год. В Городе Мертвых они возлагали цветы на могилы Али, матери Камилии и ребенка Элис. Потом для детей устраивали ленч, и для них поездка становилась веселым пикником. Когда возвращались домой, Амира рассказывала детям, как дух возносится в рай, когда тело зарывают в землю. Маленький Захария восторженно слушал описания рая, но девочек в них кое-что смущало. «Если мужчины получают на небе в награду райские сады и райских дев, – спросила однажды Камилия, – то что же получат девы?» Амира засмеялась, обняла девочку и сказала: «Награда женщины – служить мужу в вечности».
В сад вбежал слуга:
– Миссис! Город горит!
Все устремились на крышу и увидели, что Каир объят дымом и пламенем.
– Конец света! – причитали служанки.
Амира не верила своим глазам – повсюду пылали пожары, отсветы огня в воде создавали впечатление, что горит и Нил. Раздавались взрывы, ружейные залпы.
– Восславим Бога Единого! – хриплым голосом прокричал повар.
Ковыляя с палкой, на крышу поднялась престарелая тетушка Зу Зу:
– Что это, война началась?
Элис, щеки которой стали белее ее белого джемпера, повернулась к Амире и уставилась на нее испуганно-растерянным взглядом:
– Где же полиция, войска?
Амира глядела на широкий черный столб дыма, поднимавшийся не далее мили от ее дома, и пыталась вспомнить расположение зданий в городе. Когда-то Али, выводя ее на крышу, показывал и называл ей некоторые здания – только эти сведения о столице были в ее памяти, потому что за порог дома она никогда не выходила.
Дым поднимался над кварталом, где британцы выстроили много отелей и кинотеатров. Она пыталась определить среди зданий дворец Абдин – кажется, он тоже был окутан дымом.
Часом позже языки пламени все еще взвивались в ночном небе. Вся семья, терпеливо ожидая Ибрахима, собралась в большой гостиной, где были зажжены медные светильники. Здесь же были Марьям и Сулейман Мисрахи. Муж Марьям неслышно читал благодарственную молитву: его пакгауз был цел, хотя кругом, как передавали по радио, сгорели десятки зданий – банк Баркли, гостиница «Шеферда», кинотеатр «Метро», здание Оперы и другие. Когда пробило двенадцать, в Дверном проеме появилась мужская тень; все кинулись навстречу хозяину дома. Ибрахим успокаивал женщин и уверял мать, что он не ранен.
– Пойдемте со мной, – сказал он Сулейману Мисрахи.
Они вышли в сад и вернулись, ведя под руки молодого человека с перевязанной головой.
– Эдди! Боже мой, Эдди! – кинулась к нему Элис. – Как ты оказался здесь? Ты ранен?
– Хотел сделать сюрприз сестренке, – засмеялся Эдвард, – вот и получился сюрприз…
– Эдди, Эдди… – всхлипывала Элис, пока Ибрахим рассказывал о кровавом побоище в клубе «Любителей скачек», где оказался Эдвард, и о звонке из больницы Кас эль-Айни во дворец Абдин – знакомый врач сообщил Ибрахиму, что к ним попал его родственник. Окончив рассказ, Ибрахим вздохнул и сказал:
– Представляю всем брата Элис…
Амира подошла к молодому человеку и поцеловала его в обе щеки.
– Как печально, что вы приехали в такой день… Но разрешите мне переменить повязку, я не доверяю этим больничным врачам…
Слуга принес кувшин с чистой водой, полотенце и мыло, Амира разбинтовала голову Эдварда и сказала, что рана неопасная. Она обработала рану, приложила компресс с камфорным маслом из своей домашней аптеки и завязала голову юноши белоснежной марлей. Тем временем слуга принес чайник, и Амира заварила из трав своего сада лекарственный настой успокаивающего и жаропонижающего действия.
Сулейман обратился к Ибрахиму с вопросом:
– Что же сейчас происходит в городе? С пожарами справились?
– Город еще горит, – мрачно ответил Ибрахим. – Объявлено военное положение. Толпа была в тысяче ярдов от дворца.
– Но что же это? – прошептала Амира.
– Говорят, вдохновители опять – мусульманские братья.
Все вспомнили, как пять лет назад по призыву «Мусульманского братства» в Каире жгли кинотеатры в знак протеста против передачи Израилю земель арабов в Палестине.
– Правительственного переворота не было?
– Нет. – Ибрахим пожал плечами. – Фарук выражает уверенность, что гнев народа направлен только против британцев, и даже не мобилизовал по-настоящему полицию для наведения порядка и борьбы с пожарами.
– Надо увезти отсюда Элис, – сказал Эдвард. Ибрахим подумал о лежащих у него в письменном столе билетах в Англию. Но король ни за что его сейчас не отпустит…
Амира думала о том, что будет с ее сыном и его семьей, если следующая волна народного гнева смоет королевскую власть…
ГЛАВА 2
В знойный июльский вечер, наполненный ароматами каирских садов и запахом медлительных нильских вод, жители Каира выходили на улицы с последних сеансов в кинотеатрах и из кафе, которые уже закрывались. Среди них была молодая семья – дети и родители весело смеялись, доедая мороженое. Они вернулись домой, и отец нашел записку, которой его вызывали по срочному делу. Он разорвал ее, надел военную форму и, поцеловав жену и детей, попросил их молиться за него, потому что не знал, увидит ли их снова. Он вышел в ночь, торопясь на условленную встречу. Имя его было Анвар Саадат. Так началась революция.
В первый раз в жизни Нефисса не могла заснуть в жаркие летние ночи. Она лежала в мраморной ванне в прохладной воде, ароматизированной розовым и миндальным маслами.
Ибрахим этим летом не вывез свою семью за город, они томились в доме на улице Райских Дев. Глава семьи считал, что путешествия небезопасны после январской Черной субботы и неоднократных последующих вспышек насилия. Обстановка оставалась напряженной.
Сам Ибрахим находился при короле Фаруке на его летней даче в Александрии. Нефисса решила, что уж ее-то он не запрет на улице Райских Дев – она завтра же поедет к нему в Александрию.
Дорожным спутником ее будет Эдвард Вестфолл, англичанин с волнистыми светлыми волосами и голубоватыми, словно опалы, глазами. При воспоминании о нем она почувствовала сладкую дрожь, вода заколыхалась вокруг ее тела, нежного, как шелк. Она подняла колени, достала бутылочку миндального масла и стала втирать его в свои бедра. В такие мгновения Нефисса иногда испытывала чувство падения с какого-то обрыва, на дне которого она найдет что-то сладостное и восхитительное. Но она никогда не достигала этого, предчувствие не осуществлялось. Она смутно помнила, что достигала этого в раннем детстве, испытывая невыразимое наслаждение. Но потом ей сделали обрезание – было так пронзительно-больно, но бабушка объяснила, что это обязательно нужно сделать, чтобы стать «хорошей девочкой». После этого Нефисса уже ни разу не испытывала этого блаженства – даже во время замужества.
Наслаждение всегда ускользало от нее, только иногда чувствовался слабый намек. Она вспомнила своего лейтенанта и их единственную ночь, намылила морскую губку миндальным мылом и стала тереть грудь. Зачем женщины калечат друг друга обрезанием? Мать сказала ей, что это повелось от первой женщины, Евы, – но она ведь была первая и единственная, кто же ей делал обрезание – Адам? Но мужчина не может делать обрезание женщине.