— Мел Кейн-младший, — прочел он, — это ведь твое литературное прозвище?
— Его nom de plume[120], — сказала мама.
— Так значит, это твой рассказ. — Отец хлопнул Мервина по спине. — Чего ж ты мне не сказал, что ты писатель? Я-то думал, что ты… словом, что ты, ну этот, как его, голубок. Ну, ты понимаешь. Из этих, из патлатых.
— Дай мне журнал, — сказала мама.
Папа, не глядя на маму, передал ей журнал.
— Ты что, все это прямо из головы написал?
Мервин кивнул. Ухмыльнулся. Однако заметил, что мама сердится.
— Рассказец — первый сорт, — сказал папа. И, рассиявшись в улыбке, обратился к маме: — А я-то думал, что он паразит. Короче, поэт. А он — писатель. Ну что ты на это скажешь? — Папа закатился смехом — он просто-таки захлебывался от восторга. — Прошу прощения, — сказал он и пошел мыть руки.
— Возьмите ваш рассказ, Мервин, — сказала мама. — Я, пожалуй, не стану его читать.
Мервин опустил голову.
— Мам, ты пойми, Мервин вынужден писать такие штуки. Для денег. Есть-то ему нужно.
Мама задумалась, но ненадолго.
— В таком случае я дам вам совет, — сказала она Мервину. — Не нужно ему говорить, ради чего вы… ну, вы меня понимаете.
— Разумеется.
— Мистер Кейн, а как называется твой роман?
— «Жиды пархатые».
— Ты что, сдурел?
— Это же ирония, — сказала мама.
— Ишь ты. Ну да.
— Я хочу швырнуть эту гнусную клевету в их гнусные рожи, — сказал Мервин.
— Ну да. Как же, как же.
Папа решил повести Мервина к Танскому — познакомить его со своими приятелями.
— Да ты там за один вечер, — сказал папа, — наберешь столько материала — на целую книгу хватит.
— Думаю, Мервину с ними будет неинтересно.
Мервина, как я заметил, мамины слова огорчили. Но идти против ее воли он не посмел. Вспомнив одно его высказывание, я вмешался в разговор:
— Художнику может пригодиться любой опыт.
— Верно, — сказала мама, — я как-то об этом не подумала.
В итоге папа, Мервин и я отправились к Танскому. Папа показал «Либерти» засегдатаям Танского. Пока Мервин прикуривал одну сигарету от другой, кашлял, глупо ухмылялся, снова кашлял, папа расписывал завсегдатаям, какой он многообещающий писатель.
— Если он такой большой писатель, чего ради ему жить на нашей улице?
Папа объяснил, что Мервин только что окончил свой первый роман.
— Когда роман выйдет, — сказал папа, — этот мальчик будет играть в команде Высшей лиги.
Завсегдатаи оглядели Мервина с ног до головы. Его костюм лоснился.
— Да будет вам известно, — сказал Мервин, — даже в лучшие времена художнику непросто заработать на жизнь. Общество по своей природе враждебно художнику.
— Ну и что, один ты, что ли, такой? Я вот слесарь. Общество ко мне не враждебно, но у меня такие же трудности. Слышь, заработать на жизнь всем трудно.
— Вы не понимаете. — Мервин чуть попятился. — Я восстал против общества.
Танский ушел за стойку — Мервин ему не понравился.
— Горький — вот писатель. Не то что этот парень…
К Мервину, раздвинув окруживших его завсегдатаев, подошел отец Молли.
— Ты и вправду написал роман? — спросил он.
— Сейчас его роман читает один большой издатель в Нью-Йорке, — сказал папа.
— Ты не забывай, — сказал Такифман. — О евреях надо писать только хорошее.
Шапиро подмигнул Мервину. Завсегдатаи заулыбались, одни — сконфуженно, другие — ободряюще: они верили в Мервина. Мервин ответил им не без пафоса.
— Я твердо уверен, — сказал он, — что пойдет время и у нашего народа будут основания гордиться мной.
Сегал поставил Мервину угощение — пепси и бутерброд.
— И полгода не пройдет, — сказал Сегал, — а я буду хвастать, что знал тебя, еще когда…
Мервин — на крутящемся табурете у стойки — поворачивался туда-сюда.
— Я еще перезоилю Золя, — сказал Мервин и залился смехом.
— Как ты думаешь, война будет? — спросил Перлман.
— Да отцепись ты, — сказал папа. — Человеку надо перевести дух. Даем советы только в рабочее время, так ведь, а, Мервин?
Мервин хлопнул себя по коленям, снова захохотал. Отец Молли отвел его в сторону.
— Ты написал этот рассказ, — сказал он, — не отпирайся: я все равно докопаюсь.
— Угу, — сказал Мервин. — Я тот щелкопер, который его намарал. Но рассказ — ерунда, роман — вот главное дело моей жизни.
— Знаешь, кто я? Отец Молли Розен. Не отступайся, Мервин. И ни о чем не беспокойся. Положись на меня.
Мама еще не легла, когда Мервин вернулся домой. Сидела в одиночестве на кухне.
— И надолго же вы там застряли, — сказала она Мервину.