— Ну-ну, — сказал мужик, — лежи, лежи. Я тут трохи посижу, покурю.
Он достал кисет, бумажку, стал сворачивать цыгарку. Поповскую свою шляпу он снял и бережно положил рядом на траву.
— Покурить дать? — спросил он.
— Дай.
— На, — мужик протянул Ирмэ кисет и бумагу. — Ты чей же? — сказал он. — Что ты мне будто знакомый.
— Меера, сапожника, — сказал Ирмэ, — рыжего.
— А-а, — сказал мужик. — знаю. Как же. Что ж, — спросил он, помолчав, — забирают батьку?
— Куда?
— На войну, — сказал мужик. — Известно куда.
— Забирают будто, — сказал Ирмэ.
— И у меня, брат, сына забирают, — сказал мужик. Он вынул изо рта цыгарку и как-то удивленно посмотрел на Ирмэ. — И как это я буду один-то, а? — сказал он глухо.
Ирмэ не ответил.
— Хозяйство-то, правда, не богатое, — сказал мужик. — А все же, как ни говори, конь, две коровы, земли шесть десятин. Одному не справиться, как ни говори.
— Да-а. — Ирмэ сочувственно вздохнул.
— Не справиться, — повторил мужик. — Никак. Дома-то кто же? Сноха да я. Бабы-то у меня нету. Вдовый я. Жениться разве?
— Женись, — сказал Ирмэ.
— Толку-то мало, — сказал мужик. — Молодая не пойдет. А старуху взять — что толку? Мне работница нужна. Э, брат, плохо, совсем дрянь дело.
Некоторое время оба курили молча. Вдруг мужик наклонился к Ирмэ и заговорил тихо.
— Мутят народ, — таинственно заговорил он. — «Враг нападает. Защищай царя и Россию». А мне один верный человек говорил — брехня. Наш-то сам-то все в драку лезет. Храбрый дуже. Герой! Верно?
— Верно.
Мужик быстро посмотрел на Ирмэ и отвернулся.
— Жарынь, — сказал он лениво.
И так как Ирмэ не отвечал, мужик сказал опять:
— И так-то духота, — сказал он, — а я еще водки хлебнул. Вот уж верно — старый, что глупый.
Он встал, надел поповскую свою шляпу и не спеша, пошел к телеге. И вдруг обернулся.
— Хватил я маненько, — сказал он строго. — А я, брат, во хмелю что хошь намелю, а просплюсь — отопрусь. Понял?
Он рванул вожжи и, замахнувшись на кобылу, сердито крикнул: «Но!» Кобыла тронула с места и валким шагом затрусила по дороге.
Ирмэ усмехнулся.
«Трухнул дядя», подумал он.
Был полдень. В местечке перекликались петухи. Ирмэ вспомнил, что надо к Хаче.
«Уж, верно, все там», подумал он.
И точно, у кузни на бревне рядком сидели Хаче, Алтер и Неах. Неподалеку на траве лежал Симон. Ребята о чем-то горячо и громко говорили, но, увидев Ирмэ, приумолкли.
— О тебе и разговор, — сказал Хаче. — Садись. Алтер говорил — совсем тебя покалечили. Мы уж думали — не придешь ты.
— Ничего, — сказал Ирмэ. — Еще ноги ходят.
— И-ирмэ, — сказал Алтер. — Тут Неах говорит — п-подпалить его, Моньку.
— Чего врешь? — сердито крикнул Неах. — Тоже! Я что говорю? Достать, говорю, ружье, ворваться к Моньке и такую закатить пальбу, чтоб знаешь!..
Ирмэ удивился.
— И я было так подумал, — сказал он.
— А з-загорится если? — сказал Алтер.
— Нечего дурить-то, — сказал Хаче. — Ерунда это все.
— Да, — сказал Ирмэ. — Сейчас-то это не выйдет. В другой раз, может…
— Эх, вы! — Неах махнул рукой.
Симон встал, подошел, сел рядом с Ирмэ.
— Вот что, орлы, — сказал он. — Послушайте-ка, что я скажу. Я и старше будто, и умней будто. Ясно?
— Ну? — проворчал Хаче.
— А скажу я так, — сказал Симон. — Индюка отхлестать надо. Потому — гад. Ясно?
— Ясно, — сказан Ирмэ.
— Точка, — сказал Симон. — Дело, значит, вот в чем: как до него добраться? На улице его не поймаешь. И в дом к нему не придешь. Значит, как?
— Ну? — проворчал Хаче.
— Погоди, — сказал Симон. — Не торопись. Не торопись ты, бабка, костыли поломаешь. Ясно?
— Что ты все «точка» да «ясно», — сказал Хаче. — Ты дело.
— Не торопись. Не торопись ты, бабка., — повторил Симон. — Куда те торопиться. Успеется. Значит — как? Значит — так. Надо, значит, чтоб не на улице и не в доме. А где?
— А на дворе, — сказал Ирмэ.
— Ясно, — сказал Симон. — Заберемся мы в сарай или на склад куда и — посидим, погодим. А покажется индюк, мы — раз-раз — по мордам, по зубам. Красиво распишем — прямо картинка. Ясно, цыган?
— Что ж, — проворчал Хаче.
— А только по голове не бить, — сказал Ирмэ. — Ухлопать можно.
— Найдем куда бить. — Симон встал. — Так что, орлы, потопали?
— Погоди, — сказал Хаче. — Сейчас батя придет. А то кузня одна.
Ирмэ, Хаче и Симон закурили.
— Дай-ка и мне, — мрачно сказал Неах.
Ему дали. Он глотнул дыму и закашлялся.