— Коли до смерти, то Антону вашему теперь-то уже немного надо, — сказал Герш. — Пудик один хватит.
— И то, — сказали парни. — Даже много.
Глава шестая
У гончаров
К ночи не дошли до Полянска. Заночевали в Орловичах. Люди выбились из сил, устали, прямо валились от устали. Людям ладо было отдохнуть, поесть, поспать. Герш поворчал-поворчал и распорядился стать на ночлег в Орловичах — в четырех часах ходу от Полянска. Бойцы одобрили: толково!
Орловичи были когда-то богатым имением. Огромный белый с колоннами дом стоял на горе, а под горой протекала река. Дом окружали службы. Дальше — на сотни десятин — тянулся парк с голыми амурами на дорожках, с лужайками, с беседками, с гротом. А рядом, на берегу, в деревне, — крытые соломой хаты, тараканы, вонь и грязь такая, что упаси бог в темноте оступиться, сбиться с тропинки — нога уйдет в грязь по колено, и тогда кричи, зови на помощь: самому не выбраться — засосет.
Деревня Орловичи делилась на две части: левобережную и правобережную. В правобережной жили гончары.
Ирмэ, Игната, Бориса и Луку определили на постой к гончару Акиму. Аким — старик лет под шестьдесят, благообразный, сановитый, — постояльцев принял хорошо: накормил ужином, перед ужином каждому поднес по стаканчику самогона первача. Угостил махрой. Закурили.
— Так, — сказал Аким. — Значит, на усмирение идете? Так. Только — погляжу — мало вас.
— Еще подойдут наши, — сказал Ирмэ.
— У нас семнадцать полков, — подхватил Лука. — Так что пятнадцать уже под самым Полянском стоят.
Аким смерил Луку спокойным глазом.
— Статься может, — сказал он. — Не спорю. Я вчера ходил к Полянску. Тут недалече. Верно. Стоят. Сколько, говоришь, полков-то? Пятнадцать? Жидкие, значит, у вас полки. Я-то — по дурости — подумал: роты три там, не больше.
— Насчет полков — это он хватал, — сказал Ирмэ. — А подмога подойдет. Это верно.
— Хорошо бы, — сказал Аким, — а то вам одним не справиться.
— У них там большая разве сила?
— Не-ет, — сказал Аким. — Откуда? Да вот орудий у них много. И потом позиция лучше.
— А мы их с эропланов, — сказал Лука.
— Эропланы у тебя откуда? — сказал Аким. — Матка на Пасху подарила?
— Прилетят, — сказал Лука. — Из Японии. Мы у япошек накупили эропланов — гурт. На девять миленов золотом.
— Лепишь ты, мил человек, — сказал Аким. — Ты чей будешь? Будто ты мне знакомый.
— Как же. Ипатовский я. Сосед.
— А-а, — сказал Аким. — Лука? Слыхал.
— Ну? — обрадовался Лука. — А доброе слыхал?
— Доброе, — сказал Аким. — Врать ты, говорят, мастак.
Борис фыркнул. А Лука обиделся. Ворча, почесываясь, он встал из-за стола, нашел отведенное ему место, лег и уснул. За ним улеглись и Борис и Игнат.
Ирмэ не спалось. Устал он так, что руки не поднять, а вот поди ж ты — не уснуть. В хате было душно. Казалось, что-то кусает, клопы будто. Над самой головой тикали часы. За спиной в газетных листах что-то шуршало и скреблось. Тараканы, что ли? А Игнатка во сне чмокал и свистел. Нет, не уснуть.
Ирмэ встал, оделся, вышел на крыльцо. По ту сторону реки в белом с колоннами доме горели огни, отражаясь в черной воде. Там тоже не спали — там стоял штаб. Плескалась о берег вода. В деревне лаяли собаки. И все же, несмотря на лай, ночь была очень тихая, не-мая какая-то.
По двору ходил Аким, таскал скоту корм на ночь. Ирмэ слышал, как он вразумительно и важно разговаривал с кобылой.
— Надоела ты мне, — говорил он. — Ну тебя. Возьму и продам. Думаешь, вру? Продам — и край. — Кобыла громко и тяжело вздохнула. — Ну, ну, ничего. — Он хлопнул ее по спине и пошел в дом.
— Тихо, дед, — сказал Ирмэ. Он сидел на нижней ступеньке крыльца — Аким чуть не наступил на него сапогом. — Тихо — задавишь.
— Не спится, парень? — оказал Аким.
— Да, — сказал Ирмэ. — Не уснуть.
— Думаешь все?
— Нет. Так, Клопы заели.
— Кожа чешется с дороги, — строго сказал Аким. — В баньку надо. Попариться. А клопов у меня нету. И не было.
— И в баньку сходим. И попаримся, — сказал Ирмэ — Только погоди. Дай сроку.
Аким присел.
— Ты мне вот что скажи, товарищ, — негромко проговорил он. — Как теперь на Волге? Тихо?
— Не знаю, — сказал Ирмэ. — Ты у командира у нашего спроси. А что?
— Сын у меня там, на Волге, — сказал старик. — Давно от него писем не было. Как бы не убили.
— Зачем убили? Подожди — напишет. Может, некогда ему. Почем знать?
— Не, — сказал Аким, — не то. Я сам так-то старухе пою. А только думаю я — убили его, Ваську. Кабы жив был — написал бы. Он хоть мало, да писал, а то шесть месяцев — ничего. Убили Ваську. — Аким, открыв рот, неторопливо поскреб бороду.