Махнул рукой, повернулся и — осторожно, на носках — пошел к двери. И сразу же за окном послышался его голос, громкий и сердитый:
— Мишка! куда пропал?
— У, боец! — почтительно вслед ему прошептал Алтер. — Посмотрел бы его в бою. Герой-человек!
Хаче встал, надел шапку.
— Хоронить-то когда будут, не знаешь? — спросил он Алтера.
— Завтра, в-верно.
— Ну, потопал я, — сказал Хаче. — Ты остаешься или как?
— Пойду уж, — сказал Алтер.
Ирмэ вспомнил, что и ему пора. «Иоганн ждет, — подумал он. — Ругается, верно».
Он в последний раз посмотрел на Неаха — хотелось запомнить, больше ведь его не увидишь. Эх ты, Неах, Неах!
— Они вам брат или кто? — певуче спросила женщина, хозяйка. Она раскачивалась на табурете, убаюкивая ребенка.
— Товарищ он нам, — сказал Ирмэ. — Друг.
— А какие они еще молодые. — Женщина негромко вздохнула. — Им бы еще жить да жить.
— Что поделаешь? — сказал Ирмэ. — Надо. Чтоб вот этому, — он показал на ребенка, — этому вот чтоб жить по-человечески, еще многим из нас придется так-то. И ничего тут не попишешь. Надо.
Глава двенадцатая
Война продолжается
Ирмэ понуро брел по кривым переулкам «низа». Он не видел, куда идет. Он шел и думал о войне, о Неахе, о Рядах. Он устал, очень устал. «Ну-ну! — говорил он себе. — Ничего!» Но глаза невольно смыкались. А ноги были будто не свои, будто деревянные.
Навстречу скорым шагом шли два человека. Они о чем-то громко говорили. Ирмэ услыхал знакомый голос. Он поднял голову, посмотрел — Лейбе. Навстречу шел Лейбе Гухман в длинной кавалерийской шинели, в кожаном картузе, с сумкой через плечо. Он был теперь без бороды. Бритый. Ирмэ сразу его узнал.
— Лейбе! — крикнул он.
Лейбе приостановился, оглянулся.
— Это я, Ирмэ.
— О! — обрадовался Лейбе. — Рыжий?
— Он самый!
— И вырос же! — сказал Лейбе. — Ты как здесь?
— С отрядом, — сказал Ирмэ. — А вы-то?
Лейбе неопределенно махнул рукой в сторону вокзала.
— Во!
Ирмэ не понял.
— На бронепоезде, ну, — сказал Лейбе.
Он повернулся к своему спутнику — белобрысому Райтису, председателю чека.
— Видал, Ян, смена? — Лейбе хлопнул Ирмэ по спине. — Не парень — железо. Земляки мы с ним, понимаешь?
Райтис добродушно кивнул.
— Остальные ребята где же? — спросил Лейбе. — Тут?
— Тут, — сказал Ирмэ. И тихо: — Неаха-то убили!
— Убили? Неаха? Так. — Лейбе помолчал. — А хороший был парень. — Опять помолчал. — Хороший парень! — повторил он. — Ну, рыжий, прощай. Бегу. Загляни ко мне на вокзал. Потолкуем. Мы тут еще до утра постоим. Есть?
— Есть, — сказал Ирмэ. — А в Ряды-то когда придете? Скоро?
Лейбе улыбнулся.
— Скоро, — сказал он. — Социализм вот построим — и приду. Понял? Ну, прощай. Ребятам привет.
Бой кончился. Ирмэ только сейчас заметил, как изменились со вчерашнего улицы «низа». Вчера глухие, темные, тихие, сегодня они оживились. Будто помолодели. Несмотря на то, что совсем недавно тут происходил бой, что со всех сторон еще доносились грохот и пальба, — полно было народу. Все повылезли на улицу — и мужики, и женщины, и старики, и дети. На углу — Ирмэ узнал место: здесь их вчера остановил человек в шапке с наушниками — шел митинг. Говорил маленький сухонький старичок, хитрюга, видать, и умница. Насколько Ирмэ мог понять, старик-оратор доказывал толпе, почему «им»-то воевать труднее, чем нам.
— Они, братцы вы мои, стреляют с оглядкой, с опаской стреляют, — говорил старик. — Скажем, к примеру, у него в городе-то дом, трехэтажный дом, — вот он и должен стрелять с оглядкой. А то — стрельнул, ан в собственный-то дом в попал. Ан дом-то и снесло. А снесло дом — ему, братцы вы мои, и воевать тогда незачем. А нам-то терять нечего. — Старик раздвинул руки, как бы желая показать, что у него и в самом-то деле ничего нет. — Нам что? Домишко сгорит! Зато и клопы сгорят. А клоп, он, братцы вы мои, вроде буржуя — кровопийца.
Толпа гоготала: «Ловко!»
Отпихнув Ирмэ, в толпу втесался мальчишка лет десяти, остроносый и лохматый, в длинном не по росту отцовском пиджаке.
— Э, купец, — сказал Ирмэ, — узнаешь?
Мальчишка снизу вверх посмотрел на Ирмэ, шмыгнул носом и не ответил. Не узнал, видимо.
— Нож мы у тебя торговали, — сказал Ирмэ. — Помнишь?
— А-а, — сказал мальчишка. — Сухарь ты нам давал, да? Или это не ты давал? — Он подумал. — Товарищ твой давал.
— Рад, брат, что красные пришли? — сказал Ирмэ.
— А то нет? — Мальчишка поправил картуз. — У нас батька машинистом на паровозе, — сказал он. — Мы за красных.