– Эй, ты! Убери канистру. Люди! Помогите!
Человек обернулся, замер, разглядывая ее. А затем снова принялся плескать жидкость. Она подлетела к нему, вцепилась. И узнала.
– Вы!
Гребенкин грубо толкнул ее, так что она отлетела на снег.
– Дура проклятая.
Он рванулся к забору, а затем к ней.
– Тут поджигатель! – закричала она. – Помогите!
Схватил ее за руку, и попытался облить голову. Поняв, что он делает, она выворачивалась в ужасе. Закричала во все горло по-дикому. Рванулась, пытаясь выскользнуть. Она царапалась и кусалась. Мужчина, не церемонясь, навернул ее несколько раз канистрой, и девушка обмякла в его руках. Осела в сугроб, теряя сознание.
И все что она видела, как он уходит, после того, как облил ее, подтащив к забору.
Она пришла в себя спустя секунды, и в этот раз, Забава увидела Алексея, а с ним и Владимира. Удивленно моргая, она пыталась встать, хотя бы сесть.
– Он там в доме. В доме. С вашей мамой.
Она наблюдала, как пламя занимается по стенам дома, как яркие оранжевые искры летят от одного забора к другому. Как живописное полымя, добираясь до сухого сена в амбарах пожирает его, яростными факелами. Слобода пылала. Мужчины бросились в дома. По занесенным сугробам улицам пробивалась техника скорой помощи, красные пожарные машины, полиция. И слезы катились по ее щекам, мешаясь на подбородке с кровью капающей с разбитого виска. Она рыдала по Слободе. Горело прошлое города, его сокровище, его наследие. И было страшно подумать, что там происходит внутри дома. Их там так долго не было слышно. Когда Забава добрела до двери, в калитку входила бригады врачей и пожарных.
– Внутри дома, – шептала она, цепляясь за старые доски, в попытках сохранить ускользающее сознание. – Там.
Дом пожирал огонь. Она с облегчением увидела, как из дома выходит Владимир с матерью на руках, а за ним Алексей, тащит скрученного Гребенкина.
– Девушка, мне требуется осмотреть вас, – обратился к ней один из медицинских работников.
Забава разглядывала на лице Алексея кровавые ссадины, пока он передавал пьяного Гребенкина полицейским. Скорая с Владимиром и бабой Ларой уехала. Алексей подошел к ней. И она разглядывала его теперь иначе. Он пришел к матери. Вернулся. ИВ внутри забавы что-то защемило от радости. На губах пробилась робкая улыбка.
– Ты все-таки простил.
Пожарные начали проливать пламя водой. Люди помогали, как могли. И огненные искры метались в воздухе в попытках найти новый объект для возгорания.
– Вам нужно в больницу, – сообщил работник, оглядывая Забаву. – Вы с ней?
Спросил он Алексея, что стоял напротив девушки и смотрел на нее, не отрываясь. И в глазах его скользила нежность.
– Она живая? С ней все в порядке?
– Ей стало плохо.
– Она поняла, что это вы?
Алексей покачал головой.
– Поедим вместе.
Пару секунд он смотрел на нее в задумчивости, а затем шагнул к ней, прижал к себе и Забава поняла, что он собирается делать. Он обхватил ее лицо руками, приблизил. Его губы коснулись ее губ. Он целовал нежно, трогательно, ласково. Так, что она не могла не чувствовать его благодарность. Проникновенно он заглянул ей в глаза.
– Я люблю тебя, – произнес совсем тихо, но она поняла, задрожала, и легкий румянец залил ее бледное замерзшее на морозе лицо. Еще не все потеряно. Еще все впереди и все может быть. Ведь кто-то говорил, что нельзя терять надежды.
– Забава.
Она улыбнулась, готова ответить на его чувства. Ощущая, как ее тело переполняется теплом и чувством горячего, нежданного счастья. Но только кивнула. И этого было достаточно.
–Ну, вы едите или как? – осведомился медработник, наблюдавший за ними.
Они сели в скорую, и поехали вслед за вереницей машин. В приемном отделении их встретил Владимир.
– Как она? – по его лицу Забава поняла, что плохо.
Им выдали халаты. Они вошли в реанимацию.
– Ваша мама умирает, – сообщил врач, оставив семью наедине.
Забава соболезнующее посмотрела на Алексея, на Владимира. Алексея трясло, расширились его глаза и опустились плечи. У нее навернулись на глазах слезы.
– Забава, – позвала баба Лара.
Она подошла к ней, тихонько взяла за руку.
–Я здесь, баба Лара, – прошептала, горячо сжимая, негнущееся от старости пальцы, холодные как лед. – И не одна.
Она полуобернулась к Алексею и протянула другую руку.
– Они тут оба, – взяла его руку, и подняла к руке матери, помогая им прикоснуться. Ощутить друг друга.
– Алексей, – голос Забавы дрожал, слезы душили звук. – А это Владимир.