Кроме дома, идти больше было некуда, и Леха, ни о чем не думая, старался растянуть эти несколько минут дороги. На противоположной стороне Свободы под чьими-то тяжелыми ботинками хрустела наледь. Королев наискосок перешел улицу, перерезав путь прохожему.
– Эй, мужик… – чуть растягивая гласные, начал Леха, встретившись с точно такими же нетрезвыми глазами.
Раньше, чем он успел договорить, тяжелый кулак врезался в лицо и смазался по скуле, оставляя после себя жар. Леха поскользнулся и, упав, ободрал ладони о наледь. Вставать ему не хотелось.
– Говно мелкое, – сплюнул мужик и, поняв, что продолжения не будет, пошел дальше с тем же хрустом.
Королев встал с ледяной земли, потрогал горящую щеку. В глаз не попал. Пьяная одурь быстро испарялась, стало вроде легче.
Леха собирался свернуть в свой двор, когда за спиной вспыхнули и погасли фары. Его окликнули из машины, но он не двинулся с места. Два раза за вечер по лицу получать не хотелось, но пацанская гордость мешала сбежать в подъезд. Королев закурил, хотя не хотелось, и проверил, нет ли под ногами льда. Из автомобиля вышел мужчина и двинулся к нему.
– Товарищ майор, вы че здесь делаете?
– Заходил к тебе домой, посмотреть, как ты живешь. Мать твою успокоил. – Взгляд милиционера скользнул по начавшей опухать скуле; майор вдохнул перегар и брезгливо поморщился. – Как вижу, зря.
– Зря, – кивнул Леха и впечатал окурок в стену родного дома, оставляя на желтой штукатурке запятую.
– Вот такой же след на заводском заборе я видел, в месте, где колючая проволока провисла, – с улыбкой сказал майор.
– Я один так в мире делаю? – как можно наглее ответил Королев, но внутри стало холодней, чем снаружи.
– Можешь не отпираться, не в допросной. Можешь мне вообще не отвечать, просто подумай: ограбление ведь легко прошло? И сейф, поди, открыт был, и дежурные не шухернулись? Сколько вам оставили платины? Полкило? Ага, а повесили на вас все шестнадцать. Отдай, что взяли, и сдай того, кто вам это присоветовал, – и я смогу дать тебе лет пять, а иначе пожизненное, дружок, а может, и расстрел. Поразмысли, сейчас можешь не отвечать. – Майор не смотрел на него, вместо этого жмурясь на свет желтого фонаря. Руки у Лехи вспотели, он спрятал их в карманы пальто, боясь, что и это не укроется от милиции. Майор развернулся и пошел к своему автомобилю, открыв дверцу, задержался и отчетливо произнес в тишине улицы: – Пойми, ты пока на свободе, потому что на хер никому не нужен.
Май. Безымянский рынок
Площадь Кирова светилась и гремела. Из невидимой за сотнями людей машины надрывались динамики. Яркое солнце, только что появившийся асфальт и громкая музыка против воли настраивали на праздник. Леха шел в первомайской колонне и, не сдерживаясь, смеялся. Толпа отражала его смех сотнями улыбок, и Королев махал им в ответ рукой, как космонавт, облетевший планету. Стоило заглянуть в лицо шагавшего рядом Игоря, как хохот снова начинал рваться наружу, передаваясь всей колонне.
Цыганков нес флаг с надписью «Мир» с видом бойца, решившегося на последнюю атаку. Альбертыч весь апрель угрожал ему дисциплинарным взысканием за отказ от участия в первомайской демонстрации и теперь был просто счастлив, что шутка удалась.
Колонна цеха с радостными лицами прошла по площади Кирова и свернула в тень огромного Дворца культуры. Игорь швырнул флаг в кузов грузовика и, выразительно сплюнув, закурил.
– А ты отказывался, Цыганков, – издевался Альбертыч. – Какой знаменосец из тебя вышел! Ты чего, Королев, смеялся так неприлично?
– Так ведь радостно от праздника, товарищ начальник, – в тон отвечал Леха.
– Значит, 9 Мая ты флаг от цеха понесешь. Дорогу молодым! – Альбертыч снисходительно похлопал Королева по плечу. – Ну, мужики, официальная часть закончена, можно перейти от трудов к отдыху, так сказать. В понедельник, 5 мая, жду вас в цеху свежими и отдохнувшими.
По ухмылкам рабочих было ясно, что выходные будут напряженными. Мужики расходились группами по трое, а кто-то выслушивал жестокие шутки в ответ на извинения про дачу.
– Идете, хулиганы? – окликнули мужики Леху и Игоря.