– Что это, мсье де Рю?
Бернард указал бокалом на «проводник», который выпирал под пиджаком Адама, словно кол, вбитый в грудь, на уровне сердца. Адель поднесла к губам левую руку и тихо кашлянула в платочек. Стараясь не обращать внимания на дрожь во всём теле, де Рю озаботился вопросом, на который ему следовало ответить, чтобы понравиться супругам, и, решив сохранить тайну предстоящего ритуала, оставил будущих участников оного в неведении:
– Сожалею, мистер Ллойд, но я не могу Вам сейчас его показать показать. Дождитесь заката.
Адам чуть-чуть приподнял брови, изображая лёгкую печаль.
– Ничего страшного, – проговорил Берни успокаивающе.
– Вот и отлично! А сейчас, простите, я последую совету мистера Вендиша и немного перекушу. За дневными заботами совершенно забыл пообедать.
Этот тактичный отказ дался фотографу нелегко.
– Конечно, месье де Рю, – понимающе кивнул мистер Ллойд и не уверенно пробормотал: – Не знаю, удастся ли нам задержаться надолго, но пока мы точно будем здесь.
Адель вновь закашлялась в платочек.
Берни бросил на супругу обеспокоенный взгляд.
Адам потерял интерес к ним и поспешил к столу, запоздало уловив, что мужчина обращался к нему по-французски правильно, с небольшим бельгийским акцентом…
Закуски толпились на скатерти. Их разнообразие радовало глаз, и вызывало болезненные колики в желудке. Выбор был широк. Еда словно бы сама просилась, чтобы её отправили в рот. Канапе на хрустальном подносе – знаменитые «диванчики»[11] мисс Белл, – сэндвичи на пёстрой салфетке, осьминог, сделанный из креветок; в спину его вместо вилки вонзился деревянный трезубец, проткнувший и греческий салат, заметно подъеденный гарнир, в свою очередь покоившийся на глиняном блюде, дно которого украшал мозаика в форме осьминога – замысловатое угощение. К огорчению де Рю самого обычного волована[12] на столе не оказалось…
Адам огляделся по сторонам.
Кроме супругов Вендиш и Ллойд, на вечеринке присутствовала ещё одна «сладкая парочка»: Эрл Эрп, директор местной школы, ковбойствующий ретроград[13], и такой же, как он старый книжный червь, иудей, преподававший химию в том же учебном заведении, Давид Кац. «Древние развалины», вызывавшие у Адама изжогу. Они беседовали.
Широкополая шляпа сползла Эрпу на глаза. Седые бакенбарды, переходящие в усы, топорщились от нездорового возбуждения. Клетчатая «фермерская» рубашка вздулась на груди. Бахрома на штанах из оленьей кожи тряслась так, как будто Эрп готов был взорваться от бешенства. Но вместо того, чтобы кричать, он что-то очень тихо втолковывал Кацу – этого «иуду» де Рю презирал ещё больше, чем чернокожую актрису и её потомство. Едва обнаружив наличие Каца у края лужайки, он сразу же отвёл глаза. Адам не мог заставить себя посмотреть на еврея снова, поэтому уставился на рисовые коробочки в бумажном контейнере, украшенном какими-то иероглифами, который увидел только сейчас, потому что тот спрятался за осьминогом.
Япония была его слабостью. Увидеть столицу Плавучего Архипелага он мечтал давно. Потому созерцание деликатесного блюда, доставленного, казалось, непосредственно из Страны Восходящего Солнца, подобно медитации, заставило его удержать себя в руках, усмирив клокочущую внутри злость. Уничтожив белый рис и красную рыбу, Адам смог успокоиться и повернулся вправо, в направлении, противоположном тому, в коем находились Эрп и Кац. Участок газона, на котором стояли «тщедушные менторы», превратился для де Рю в зону отчуждения. Находиться рядом с плебеями становилось для него всё тягостнее.
Фатум явно не благоволил ему. Взглядом Адам наткнулся на затылок старшего Вендиша и заметил боковым зрением, как к жаровне заплетающейся весёлой походкой приближается Джерри Пинглс. Перуанский индеец по происхождению, нью-йоркский коренной американец по поведению. Парень с рабской фамилией Принглс и аристократическим именем Джеральд, которое оскорбляло слух представителя чистой расы Адама так же, как и имя Питера – выродка четы Вендиш. Но де Рю ненавидел Принглса не только за цвет кожи. Настоящую вражду между фотографом и спортсменом породила гейша[14], носившая прозвище Хэби-тян[15] – лучшая, по мнению обоих мужчин. Адам предпочитал выбирать именно её из всех ночных бабочек, что «порхали» около Мадам Махао, хотя у этой девицы был прескверный характер: она всё время провоцировала де Рю. Однажды тот поднял руку на девицу лёгкого поведения. И начал бояться выходить из дома, потому что за ближайшим тополем фотографа всегда поджидал спортсмен. Джерри без всякого предупреждения сосредоточенно бил Адама по лицу: отправлял в нокаут молча, как профессиональный боксер, и удалялся, чтобы потом вернуться, словно неумолимый архангел.