– Я тоже рада, – Глория поцеловала её в щёку.
От этого зрелища Адама начало мутить.
– Можно с тобой сфотографироваться, – мурлыкнула актриса, беря ладони артистки в свои. – Уже целых три недели этого хочу! Дико по тебе соскучилась! Ты всё время занята репетициями. Но теперь-то ничто не должно помешать… Во вторник я улетаю в Лос-Анджелес. На целый месяц – раньше первого декабря мне не удастся вернуться. Давай воспользуемся случаем! Кстати, к вам, мальчики, это тоже относится! Если кто-то что-то хочет у меня попросить, лучше сделать это сегодня, поскольку завтра я уже начну собираться, и буду доступна только для семьи.
Клео, не отпуская подругу, обернулась к мужчинам, столпившимся около, и заливисто расхохоталась. Её поддержал нестройный хор голосов. Глория улыбнулась лишь уголками губ.
– Ричард, будь добр, принеси полароид, – потребовала миссис Вендиш, когда смех стих. – Ты же не против? – она косо глянула на «дорогушу».
– Конечно, нет, – дружелюбно отозвалась та.
– Ты чудо! – слишком восхищённо – явно напоказ – воскликнула Клео, и тут же замерла, вскинув подбородок, потому что её исполнительный муж, вернувшись из дома, будто папарацци[21], вскинул антикварный фотоаппарат.
Глория приняла аналогичную эффектную позу, водрузив ладонь на бедро африканки, и засияла хорошо поставленной улыбкой.
– Девочка тискает мартышку. Как мило! – негромко проронил кто-то цинично-иронично над самым ухом Адама.
И так вывел из ступора.
– Что Вы сказали? – с трудом скрывая удивление, спросил де Рю.
– Такое отношение к братьям нашим меньшим тебя оскорбляет? – равнодушно осведомился незнакомец.
Голос у него был зычным, а язык, несомненно, длинным, как у колокола.
– Отнюдь нет, – тихо возразил де Рю, и заинтересованно оглядел собеседника.
Чёрные шёлковые штаны. Бежевая рубашка. Солнечные очки на затылке.
Равнодушное выражение лица.
От незнакомца сильно пахло дешёвым алкоголем.
Шевелюра его пребывала в полнейшем хаосе, что указывало то ли на эпатажность, то ли на неряшливость.
Но, несмотря на этот недостаток, он понравился де Рю настолько, насколько вообще мог исступленному ксенофобу[22] понравиться темноволосый белый человек.
– Джейси Рип. Стилист и художник, – незнакомец приветственно кивнул.
– Адам де Рю. Фотограф, – представился Адам, утаив своё «хобби».
Рип, не мигая, воззрился на толпу соседей, которые развлекались тем, что «щёлкали» друг друга. Де Рю тоже посмотрел на них и скрипнул зубами – гости Ричарда совсем не подбирали ракурсов.
Адам резко обернулся к своему новому знакомому, чтобы поделиться негодованием, но того уже не было рядом. Стилист исчез так же беззвучно, как и появился. Но абсолютно ничего мистического в этом не было: Джейси перешагнул изгородь высотой в половину человеческого роста. Адам с некоторым сожалением проводил его взглядом.
– Чем это вы тут занимаетесь? – огласил лужайку звонкий детский голосок.
Первыми к ней обернулись Эрп и Кац – они были стары, и потому не участвовали игрище, которое устроила молодые с полароидом.
Ева Чейни, едва заметно покачиваясь, забралась на стул, облокотилась на край стола и начала изучать «почтенное» сборище блестящими желтовато-зелёными глазами.
Внешность тридцатилетней Евы, как ни странно, радовала Адама.
Волосы мисс Чейни отливали нежно-лиловым, но постепенно становились тёмно-сиреневыми. Де Рю поразило это – его изумляли современные технологии. Бледно-розовые веки Евы опустились, и некоторое время оставались неподвижны, словно красавица уснула, стоя на коленях – если бы она села, то не смогла бы попробовать ни одной закуски, даже вытянув руку обе руки. Адам оглядел её с головы до ног. Одежда сидела на ней просто идеально. Персиковую блузку, заправленную в чуть помятые кремовые брючки. Золотые запонки и заколки-лилии переливались.
Мисс Чейни могла бы стать образцом женщины, если бы не один изъян: рост всего один ярд[23] – Ева была карликом…
И потому Адам исключал её из множества прямоходящих обезьян, с которыми вынужден был иметь дела, то есть не считал человеком вовсе. Это позволяло ему оценивать мисс Чейни иначе, и не испытывать к ней обычной ненависти.