Поэтому девочка не открыла калитку и не пошла к особняку, чтобы постучать в дверь и опять потребовать сладостей, хотя корзинка её стала заметно легче – половину орехов малышка уже съела, не заметив… совершенно бездумно.
Но даже если бы Макс посулил ей целый торт, она не вошла бы в особняк, потому что и из приоткрытой двери, и из трубы на крыше, никогда не дымившей, и вообще из каждой щели, вырывалась громкая музыка: гремели барабаны, выли гитары, а где-то в недрах дома неистовствовал… орган. Судя по звуку, огромный! Такой же она слышала, как-то зайдя Собор Святой Софии, том самом, который на улице Смоковниц. Но как орган мог поместиться в особняке, где каждый уик-энд собиралась толпа подростков, чтобы устроить собственный праздник?
Хэллоуин… Рождество… день Благодарения… день Независимости… день… любой другой! – им было не важно, что отмечать, и что вешать на дом.
Конечно, Алисе нравились мыши: и бегучие, и летучие – девочка обожала за ними гоняться, но сейчас её начало пугать всё вокруг, в том числе и мрачные силуэты на карнизах и лепнине, поэтому узнавать ответ на вопрос девочке не хотелось.
Максимилиан подмигнул ей обоими глазами, очень чёрными.
Алиса показала «недоброму мальчику» язык и потопала дальше.
На газоне перед домом № 14 были аккуратно разложены тыквы. У некоторых из них уже были лица. У всех – жуткие, зубастые, глазастые, только у одной – гигантской – милое и приветливое. Только в ней горела свеча под стать – гигантская. Оранжевые блики окрашивали бурую совсем пожухлую траву. Из них складывалась улыбка: то зловещая, то хитрая, то задумчивая. Но в этом не было ничего мистического – лишь игра света и тени. Алису она не впечатляла.
Тут девочку поджидали сладости. Без сомнений! Потому что здесь жила подружка её брата – Карина. Со своей сестрой-близнецом Зариной, которая сейчас была очень похожа на ведьму, потому что надела чёрный балахон и островерхую шляпу. Сидя прямо на крыльце дома, она вырезала очередную безобразную тыкву позолоченным кривым ножом[2].
В отличие от непроницательного Питера, малышка не путала сестёр.
Карина украшала нижние ветви дуба, раскинувшегося над лужайкой, гирляндами из лиловых колокольчиков, цветков клевера и чертополоха, который вырастила в оранжерее, пристроенной к дому.
Особняком владела мисс Белл: хозяйка цветочного магазинчика в терновом переулке, женщина с пронзительным взглядом.
Её Алиса тоже предпочитала обходить стороной…
Девочка замерла у забора и воззрилась на девушку в травянисто-зелёном платье, сделанном из… травинок, ожидая, пока та закончит.
Целую минуту…
Потом у неё иссякло терпение…
– Сладость! – вновь потребовала малышка.
Карина рассеянно покосилась на неё, но ничего не сказала и не сделала – только развесила новую гирлянду по ветвям. Слишком медленно и неспешно. Так, будто не слышала Алису. Но она слышала! Девочка негодующе топнула ножкой. С такой силой, что даже раздробила каблучком маленький камушек на тротуаре – ему не повезло… И пнула другой – покрупне.
За ним помчался Томас!
Карина с кривой улыбкой проводила кота взглядом и посмотрела на Алису осмысленно. Девочка осознала, что девушка была погружена в свои мысли и не заметила её. Это слегка рассердило малышку! Она, нахмурившись, глянула на Карину.
– Прости, я задумалась, – повинилась та.
– О чём? – сухо осведомилась Алиса.
– Тебе это ещё рано знать.
– Говори!
– Есть в мире слова, не для миленьких принцесс.
– И какие же? – малышка подбоченилась.
Ей стало интересно.
– Tu es deus[3].
Девочка ни слова не поняла.
– Et tuus frater deus… sed i amare eum… Nescio quid facere[4], – проронила девушка очень грустно.
Так грустно, что Алисе стало её жаль.
– Питер научил меня латыни, – зачем-то сказала Карина, и, натянуто улыбнувшись, неожиданно предложила: – У меня есть печёные яблоки. Хочешь?
Девочка почему-то не смогла ей отказать…
Яблоки оказались не горькими и не кислыми: немного вязкими. Как жвачка! Но их печёную мякоть, в отличии от оной, можно было глотать безбоязненно! И жевать яблоки можно было не только после еды, но и до, потому что они сами были едой! Восхитительной! Поразительной! Вкусной! Алиса решила, что теперь всегда – всё время! – будет жевать только их! А не жвачку!