О ней же говорили все в Уэстчестере. Фантастические иллюзорные представления мисс Деи собирали аншлаги. Варьете «Пандора» ломилось от желающих их посмотреть. Они стали таким же развлечением богемы, как выступления гениальных престидижитаторов[14]. Благодарная публика часами обсуждала чудеса, которые творила иллюзионистка. Глория Деи стала популярна в Нью-Йорке, как Дэвид Копперфилд в своё время по всей Северной Америке. Единственным недостатком выступлений иллюзионистки было то, что на них не допускались зрители с фотоаппаратами и видеокамерами, а уж тем более с глазными имплантатами. Вся техника помещалась в специальные контейнеры перед выступлениями и возвращалась после. Но ни у кого не возникало желания подать в суд – ото всех недовольных просто откупались: каждое представление Глории приносило варьете огромные деньги. Только вот иллюзионистка не жаждала известности.
– Почему? – спросил при удобном случае Джереми, ведя машину по авеню Ясеней от варьете к её дому.
– Я стесняюсь, – честно призналась Глория, приглаживая оттопырившийся воротник рубашки.
Таксист кивнул тогда понимающе. Теперь же он точно знал, по какой причине белый лимузин мисс Деи пылится в гараже – подарок миллионера-поклонника, являлся слишком приметным для улиц Уэстчестера.
У Джереми с Глорией оказалось много общего: они оба любили красивые вещи, особенно ковры, грустную музыку, особенно блюзы, увлекались йогой. Кроме того, девушке были по душе фокусы с деньгами. Благодаря им Джереми сумел понравиться девушке, стать её другом, но к большему не стремился…
За исключением крыши дома № 7, который был застрахован, потому что в нём жил Руфус Лантерна – агент Доверие, как он себя называл.
Классический серый костюм-тройку из шерсти: гладко выглаженные брюки, пиджак, сидевший как влитой, и лёгкая жилетка более тёмного тона, поверх белоснежной рубашки – всё это постоянно носил Руфус. Его чёрные ботинки всегда были начищены до блеска. Голос агента оставался вкрадчивым в любой ситуации и совершенно не раздражал. Он никогда не требовал – он предлагал. Вообще мистер «спокойный и ненавязчивый» Лантерна являл собой полную противоположность мистеру «неуёмному и яркому» Рэйнальду, хотя они, по сути, делали одно дело – продавали высококачественный товар по смешным ценам. Джереми не понимал, как можно так заученно и однообразно тратить свою жизнь. Словоохотливый таксист легко мог сменить профессию и стать коллегой страхового агента или партнёром коммивояжера, но ему претило отношение к людям, как к кошелькам. Каждого своего клиента он приветствовал, будто старого друг: необычно, интересно, нескучно, так, чтобы «посетитель его заведения», проще говоря, такси, запомнил такое обхождение и искал новой встречи. Люди тянулись к Джереми, а он тянулся к людям.
На газон внутреннего двора Руфуса падал отсвет из окон второго этажа. Агент Доверие не спал. Наверное, корпел над очередным договором, или… аккуратно выглаживал свои брюки утюгом? Джереми очень ясно представил эту картину и заливисто расхохотался. В уголках глаз таксиста собрались морщинки.
Но скрежет колёс его роликов о бетон заставил Джереми загрустить и серьёзно задуматься, почему не слышит, как скачет по крышам Рокси … Может, свист ветра приглушал звуки прыжков девушки? Он задался этим вопросом, оказавшись на доме № 5 – сильно перестроенном под нужды хозяина, практикующего доктора, с типичным двойным американским именем: Дугласа Олифера, а также Евы Чейни – его девушки.
Их можно было считать парой. Достаточно стабильной. Вдвоём они выезжали «в свет» на вечерние представления Глории. Посещали утренние показы в кинотеатре «Чапли», на которых всегда было мало зрителей. И обедали в кофейне Рэнди, где, с кануна Хэллоуина и вплоть до Дня благодарения, подавали вкуснейший тыквенный пирог.
– Скажите, мистер Олифер, чем приходится заниматься врачу, если тот обзаводится собственными пациентами? – спросил Джереми, когда вёз доктора с Манхэттона домой.
– Фармацевтикой, терапией, психиатрией, хирургией и… исследованиями. Но это – не что иное, как медицинский бизнес, а потому я прекращу этот разговор до того, мистер Гист, как вы заинтересуетесь подробностями, – ответил Дуглас и замолчал.
Он часто ездил туда по делам в Нью-Йорк. Иногда на своей машине – раритетном Ford Anglia 1939 года выпуска, иногда на BMW с Джереми в качестве личного шофёра[15], оплачиваемого по счётчику. Особенно часто мистер Олифер стал прибегать к услугам таксиста после того, как засел за диссертацию. Он впал в невменяемое состояние, проведя в своей лаборатории сотню бессонных ночей, но продолжал навещать пациентов, соблюдая клятву Гиппократа, в первую очередь принципа «доктор обязан лечить несмотря ни на что»…