— Сколько пальто было у вашего сотрудника, господин Лафалез?
— Я видел на нем только два, — ответил он, — темно-серое и... Э, да вот же они!
— Когда он напал на меня, на нем была куртка. Для большего удобства. Мне кажется, если бы он задумал бежать, то прихватил бы с собой хотя бы одно пальто, чтобы припрятать где-нибудь перед тем, как идти на дело. Похоже, однако, что он этого не сделал. А ведь сейчас не такое время года, чтобы обходиться без теплой одежды. С другой стороны, покупать новую рискованно.
Я совсем недавно из лагеря, но уже знаю о талонах на товары текстильной промышленности.
— Гениальный Бюрма импровизирует, — вкрадчиво заметил Марк. — Да будет мне позволено прийти ему на помощь моими слабыми мозгами. Прежде чем расставить ловушку и в случае успеха выйти в открытое море, ваш бандит навел здесь порядок, уничтожив все компрометирующие документы, если они у него, конечно, имелись. Что мешало ему, совершив нападение, вернуться домой, переодеться, подхватить чемодан и исчезнуть?
— В самом деле? — поддержал Лафалез.
— Логично, — согласился я.
Чемодан, стоявший в глубине шкафа, явно не производил впечатление упакованного на случай спешного отъезда. Однако я не сделал по этому поводу никаких замечаний.
Мы осмотрели чемодан, затем — карманы одежды. И не обнаружили даже трамвайного билета.
— Сматываемся, — распорядился я. (Я не был ни вполне удовлетворен, ни полностью разочарован.) — Дальнейшее пребывание здесь уже не продвинуло бы нас в наших поисках.
И тут Марк издал торжествующий крик. На кухне в сундуке под кипой старых газет, в окружении пустых флаконов из-под бензина для зажигалок он обнаружил пару ботинок и в одном из них — револьвер.
Я осторожно взял его в руки. Это было автоматическое оружие 32-го калибра иностранного производства. С необычной формы стволом. Я не смог определить, давно ли им пользовались в последний раз. Журналист указал мне его точное местонахождение. Для тайника можно было бы придумать что-нибудь и пооригинальнее.
Я принял к сведению эту малоинтересную находку и попросил Марка положить ее на место. После чего дал сигнал к отправлению.
Жерар Лафалез подвез нас к дому репортера. Прежде чем расстаться с детективом, я заставил его повторить урок, чтобы он не слишком удалялся от версии, заготовленной мною для комиссара Бернье; заручился его обещанием помалкивать о событиях минувшей ночи и убедить Луизу Брель держать язык за зубами. Он обязался выполнить все мои рекомендации и отбыл.
— Прелестный вечерок, — сказал Марк, стаскивая с себя одежду. — Нападение на мосту, жертвой которого я чуть было не стал; какой-то тип, плавающий в речном бульоне; допрос с пристрастием, примененный к аппетитной блондинке; помощник, отправленный в нокаут и связанный по рукам и ногам; проникновение со взломом в квартиру утонувшего убийцы и учиненный в ней обыск. С вами не соскучишься.
Я молчал, посасывая мундштук холодной трубки. Он продолжал:
— Желая оказать содействие, я выуживаю из ботинка разгадку тайны загробного мира, забытую там человеком, который навел такой порядок перед тем, как отправиться в экспедицию. Вот что помогло бы нам напасть на след, не правда ли? Но это если мыслить иными категориями, чем прославленный Бюрма. «Положи-ка эту игрушку на место, — изрекает наш гениальный сыщик. — Она не представляет никакого интереса...»
Он замурлыкал «Мой шахер-махер», а потом опять:
— Я все думаю об этой Луизе — «пойди туда, не знаю куда». Здорово вы ее поприжали... А она ничего, эта девчушка. И у нее красивые глаза. К несчастью, ей суждено всю жизнь прослужить секретаршей в агентстве, состоящем из таких детективов, как вы, чтобы председательствовать на заседаниях общества благочестия. Между тем она пробуждает весьма пылкие чувства... и мечет огненные стрелы в сердце Шерлока Холмса. Да! Это не Элен Шатлен, которая повела бы себя...
— Что вам о ней известно?
— Хвала Всевышнему, он не немой! Неужели мои слова доходят до вас?
— Все секретарши детективов одинаковы.
— Да! Но Элен...
Он с состраданием взглянул на меня.
— Бедняга. Догадываюсь, в чем дело. Вы отчаянно сосете погасшую трубку. Кончился табак?
Он кивнул в сторону своей брошенной на стуле куртки.
— Возьмите сигарету.
— Нет. Я курю только трубку.
— Распотрошите «Голуаз» и набейте ими свою топку. — Нет.
— Тогда, может быть, рома? У меня тут кое-что осталось.
— Послушайте, оставьте меня в покое и беседуйте сами с собой.
— А что еще остается делать в вашем обществе, — вздохнул он. — Уже пять утра. Вам давно следовало бы принять горизонтальное положение.