Неужели я пошел по ложному следу?
Ничем не следует пренебрегать, говаривал, священнодействуя, мой друг комиссар Бернье, человек, пренебрегавший уймой вещей. Потому-то я и решил установить наблюдение за Элен Шатлен.
А эти полицейские, знающие все-таки толк в своем деле, чуткие к малейшей двусмысленности, по профессии и по натуре своей подозрительные, как могут они утверждать, что в поведении этой девушки нет ничего предосудительного? Все это казалось мне невероятным... если только Элен не была в действительности куда более опытной, чем я это себе воображал. Я решил непременно встретиться с ней.
Фару отвлек меня от размышлений, спросив, доволен ли я и надо ли продолжать наблюдение. На оба вопроса я ответил утвердительно.
Затем сунул ему под нос фотографию обеспамятевшего.
— Этот тип вам, случайно, не знаком?
При виде бирки с регистрационным номером на его груди Фару развеселился.
— Ха-ха-ха! Неужели и там у вас была антропометрическая служба?
— Как-нибудь я расскажу вам обо всем, что у нас там было. Вы не поверите. А пока: что скажете об этом барельефе?
Он возвратил фотографию.
— Ничего.
— Никогда не приходилось встречаться?
— Нет.
Я не стал настаивать и показал ему другой документ.
— Здесь отпечатки десяти пальцев одного типа. Было бы хорошо, если бы вы узнали, нет ли в вашей картотеке таких же.
— Это его отпечатки?
— Кого его?
— Того субъекта. На фотографии с биркой.
— Нет, — ответил я по неизлечимой привычке ко лжи. — Другого. Постарайтесь сделать это как можно скорее. Это очень важно.
— Черт возьми, — выдохнул он, складывая листок с отпечатками пальцев и пряча его в бумажник, — вечно вы торопитесь. Сделаю все возможное, хоть мы и завалены работой как никогда...
— Никто и не просит вас лично проводить идентификацию. Меня вполне устроит, если вы просто не скажете сотруднику картотеки, откуда у вас эти отпечатки. И еще...
Я выдвинул ящик стола и достал из пего миниатюрный парабеллум.
— Мне понадобится разрешение на ношение этого оружия. Здесь ему одиноко, а в моем кармане он будет чувствовать себя в полной безопасности.
— Хорошо.
— Я хотел бы получить также разрешение выходить из дому в ночное время. Не исключено, что оно мне понадобится.
— Это все?
— Да. Можете быть свободны.
— Я как раз собирался просить вас об этом, — сказал он, наливая себе вина. — Уже поздно.
Он залпом осушил стакан и вытер усы. Помедлил, прежде чем подняться.
— Хочу спросить у вас, Бюрма... Комиссар Бернье, о котором вы мне говорили, это случайно не комиссар Арман Бернье?
— Очень может быть. Как-то не интересовался его именем. Впрочем, Арман ему вполне подходит.
Фару обрушил на меня подробный перечень примет, делавший честь его профессиональной наблюдательности.
— Все совпадает, — подтвердил я. — Кроме того, он краснолиц, элегантен — когда снимет плащ — и хамоват.
Фару рассмеялся.
— Точно, Арман Бернье. Я познакомился с ним в один из его приездов в Париж... — И еще добрых четверть часа рассказывал мне о комиссаре в надежде выудить какую-нибудь дополнительную информацию.
Глава II. ИДЕНТИФИКАЦИЯ ОБЕСПАМЯТЕВШЕГО
Настенные часы пробили девять. Я подождал еще минут десять, взял телефон и набрал номер Агентства печати Лекту.
На вопрос: «Мадемуазель Шатлен у себя?» — получил ответ:
— Нет, месье. Мадемуазель Шатлен взяла отгул. На несколько дней. Грипп.
Я надел пальто, шляпу, вышел в холодное утро и спустился в метро. Поднялся я из него лишь после того, как, по моему предположению, наверху окончательно рассвело.
Прежде чем позвонить в дверь квартиры своей бывшей секретарши, я приник ухом к замочной скважине. Этот неблаговидный поступок, который тщетно было бы искать в «Правилах хорошего тона» Поля Робо, не раз оказывал мне неоценимую услугу. Вынужден заметить, что талант большинства моих коллег ограничивается такого рода интересом к грязному белью. Но на сей раз прием мне не помог. Не услышав ничего интригующего, я нажал кнопку звонка.
— Кто там? — раздался простуженный голос в промежутке между двумя хлюпаньями носа.
— Это я. Нестор Бюрма.
Последовало глухое восклицание.
— Бюрма? Вы, патрон? Минутку.
Дверь отворилась.
Кутаясь в домашний халат, надетый поверх пижамы, в разрозненных тапочках без задника па босу ногу, со спутанными волосами, без грима, поминутно поднося к покрасневшему носу скомканный в шарик миниатюрный платок, Элен Шатлен выглядела куда менее привлекательной, чем когда раскрывала свои прелести навстречу солнечным лучам Канна.