Я открыл секретер и протянул ему газетную вырезку.
— Подумать только, что я сохранил ее исключительно по наитию.
— Да будет благословенна мания коллекционирования, — сентенциозно изрек Ребуль. — Еще звонил инспектор Фару. Вскоре после того, как я связался с департаментом Сарта. Я ему сказал, что вы уже, вероятно, в поезде. Он просил, чтобы вы позвонили ему сразу же по возвращении.
— Ну и ну! — рассмеялся я. — До чего же не терпится ему узнать о результатах командировки. Ничего, подождет. А сейчас мне надо поспать. Самое разумное, что вы можете сделать, так это последовать моему примеру. Завтра вам понадобится ясная голова.
Наутро, пробудившись от безмятежного сна, в то самое время, как мой агент двигался по направлению к вокзалу Париж — Лион — Марсель, я пошел в Национальную библиотеку порыться в пожелтевшей периодике, в частности в подшивках «Преступность и полиция», превосходного журнала, содержащего многочисленные сведения о всякого рода преступниках.
Возвратившись домой, я столкнулся у подъезда с Луи Ребулем, настроение которого резко отличалось от моего.
— Я вычислил вашего типа, — смущенно проговорил он, — но в метро он меня наколол. Виноват... Право слово, патрон, я ни на что больше не гожусь. Ведь мне ампутировали руку, а не голову... Я должен был...
Я попросил его выражаться яснее. Он поведал мне историю о мелочи и о билете стоимостью в десять франков, которые задержали его у кассы. Между тем это время оказалось потерянным не для всех: когда он выбежал наконец на перрон, поезд с нашим клиентом уже ушел.
— Идиот, идиот, — твердил он, — мне следовало запастись билетной книжечкой. Пятилетний ребенок, и тот бы догадался...
— Не убивайтесь, — утешал я, скребя пятерней свою макушку. — Разумеется, это не повод, чтобы плясать от радости, но и... Слушайте внимательно и не пытайтесь меня надуть. Вообще-то я не питаюсь непрожаренными калеками. Этот человек оторвался от вас, потому что почувствовал слежку, или же все произошло в результате неблагоприятного стечения обстоятельств?
— Он ничего не заподозрил, патрон. Не потому, что я был так уж ловок, а потому что он просто не ждал с этой стороны никаких неприятностей. Слежка высшей пробы. И если бы не эта идиотка кассирша, и не моя...
— Ладно. Вы не зря утруждались. Судя по вашим словам, не все еще потеряно. Не исключено, что он сам почтит меня визитом.
Ребуль возобновил ламентации. Я еще раз попросил его не изводиться и отослал домой. Он удалился совершенно раздавленный. Дома я взялся за телефон. После нескольких неудачных попыток дозвонился наконец Фару.
Но не успел даже сообщить ему, что не понапрасну потратил время.
— Никуда не отлучайтесь, — прокричал он. — Лечу к вам.
— А как же неотложная работа? Что-то вы чересчур разволновались.
Но он не расслышал моей реплики, так как был уже, наверное, на улице. Набивая трубку, я улыбался. Если уж сам невозмутимый Фару так разошелся...
Моя трубка погасла в тот самый момент, как над дверью зазвенел звонок. Для инспектора вроде бы рановато. Разумеется, это был не он. Я открыл дверь Марку Кове.
— Свой первый визит в этом городе я наношу гениальному Нестору Бюрма, — произнес он, входя и бросаясь к электрообогревателю. — Мерзкий холод, мерзкий снег, мерзкая погода! Ничего не скажешь, удачное время выбрала «Крепю» для возвращения в Париж.
— Значит, вы опять будете выходить в столице?
— Да. Несколько месяцев это носилось в воздухе, но теперь вопрос решен. Мерзкая зима!
— Вы правы, — согласился я. — Но в Лионе сейчас не намного лучше. Что нового?
Он поморщился, опускаясь на стул.
— Идиотская история, способная поспорить с лучшими марсельскими образцами. Ох, уж эта лионская полиция... Известно ли вам, что непреклонная, как никакая другая, она вызывает в один из своих комиссариатов труп? Труп нашего приятеля Карэ-Жалома, никак не меньше...
— Не может быть! Расскажите-ка поподробнее эту историю, тем более что вам самому не терпится ею поделиться.
— Позавчера достопочтенного комиссара Бернье проинформировали о том, что полицейский агент доставил на дом опочившему убийце повестку, вызывающую означенного убийцу в районный комиссариат. Что же еще натворил этот каналья, чтобы навлечь на свою голову гнев Закона? Ничего. Или, вернее, нечто... Он зашел в своей злостной криминальности так далеко, что совершил преступление post mortem. В повестке говорилось о нарушении правил затемнения, в котором оказался повинен наш утопленничек в ночь с 15 на 16, то есть в ночь покушения на мою жизнь и последовавшего за ним справедливого возмездия. Но ведь в два часа, то есть в то время, когда, по утверждению полицейского патрульной службы, им был замечен яркий (sic) свет в окнах квартиры Карэ, где он пребывал, этот Карэ? В Роне, не правда ли?