Я закрыл книгу.
— Не кажется ли вам, что здесь рассматривается тот же психический механизм, который привел к параличу память Джо Эйфелевой Башни? А если это так, то не вправе ли я предположить, что под воздействием пытки, в тот момент, когда ему начинает уже казаться, что от боли он поневоле выдаст секрет, Жорж Парри в целях самозащиты делает над собой невероятное усилие, чтобы забыть, заснуть, ибо заснуть и означает забыть? И вот это поистине апокалипсическое усилие, предпринятое после многочасовой пытки — уже 20-го числа тот человек отказался от услуг супружеской четы Матье, а в комнатах виллы я обнаружил следы долговременного стойбища, — это усилие, говорю я, нарушает равновесие, провоцирует психическую, травму, приводящую к амнезии, не временной, а необратимой. И лишь много позднее, in extremis 6, происходит обратный процесс. И первые же сознательные слова, сорвавшиеся с его губ, даю... гм... руку на отсечение — именно те, что не смогли вырвать у него его мучители: улица Вокзальная, 120... Адрес, который, как я понимаю, не приносит счастья тому, кто его знает.
Фару захлопал в ладоши.
— Ваши построения по обыкновению замысловаты. Впрочем, я не располагаю контраргументами, а научная сторона ваших доказательств весьма впечатляет. Но это еще не все... Придется, наверное, направить туда следственную комиссию для осмотра деревенской хибары и снятия показаний со слуг. А для этого надо будет поставить в известность шефа. Я не шучу, Бюрма, мы уже не можем больше работать тайно. Тем более что, пока вы отсутствовали, произошли кое-какие события. Я и прибыл-то так поспешно только для того, чтобы сообщить вам о них, однако за все то время, что я у вас в гостях, вы не дали мне вставить ни единого слова, а ваш рассказ получился таким занимательным...
— События какого рода?
Серые усы инспектора ощетинились.
— Вы по-прежнему убеждены в невиновности вашей бывшей секретарши? Боюсь, что первое впечатление вас не обмануло. Вчера девица Шатлен — не думаю, что это официальное обращение к ней преждевременно, — девица Шатлен, все еще пользующаяся отгулом, вышла из дому. Находясь по-прежнему под наблюдением, она привела своего хвоста к Орлеанским воротам. У автобусной остановки скопилась большая очередь, и она подозвала велорикшу. Мой агент явственно услыхал, как она сказала: «Это неподалеку, улица Вокзальная». Транспортное средство скрылось в направлении Мон-руж. Мой агент оказался в щекотливом положении: он не мог задержать рикшу, как вправе был бы поступить, если бы вел штатное расследование. Поэтому он не стал продолжать слежку и, доложив мне о происшествии, вернулся на Лионскую улицу. Поздно вечером девица Шатлен возвратилась домой. Я усилил наряд по наблюдению, но воздержался от принятия дальнейших решений. Честно говоря, я ждал вашего возвращения, чтобы совместно проанализировать ситуацию. Но предупреждаю: я настроен решительно.
— Так же, как и я, — взволнованно произнес я. — Мы с вами овечка да ярочка — одна парочка. Одолжите еще денек-другой, прежде чем ставить в известность шефа... А сейчас — летим к нашей пташке. Да поживее.
— У меня машина, — сказал инспектор.
— Машина... полицейская?
— Разумеется!
— У моего подъезда? Вы что, решили окончательно погубить меня во мнении моей консьержки?
На Лионской улице Элен Шатлен не оказалось дома. Привратница высказала предположение, что она воспользовалась последним днем отгула, чтобы прошвырнуться по магазинам. Мы зашли в бистро напротив, где в ожидании окончания дежурства сидел сыщик Фару.
— Мартен на хвосте у курочки, — элегантно отчитался он. — Скорей всего ничего особенного не случилось, иначе бы он позвонил.
Нам не оставалось ничего другого, как терпеливо сносить невзгоды. Приняв такое решение, мы припарковали машину в укромном месте, вернулись в бар и выпили по нескольку кружек пива. Процентное содержание алкоголя в этом пойле не располагало к оптимизму.
К восьми часам сгустилась уже темная ночь, когда в бар вошел какой-то тип, по виду вылитый сыщик. Им оказался тот самый Мартен, которого Фару закидал вопросами. Он только что проводил «курочку» до дома (он тоже говорил «курочка»), мотаясь за ней от Самар к Лувру, от Лувра к Галереям, от Галерей к Веснам. Все его существо вопияло об отвращении, которое вселило в него посещение универсальных магазинов.