Дорсьер буквально подпрыгнул. Руки его дрожали. Ноздри трепетали. Он склонился над пациенткой.
— Она в таком состоянии, что не вынесет допроса, — выговорил он со странной решимостью.
Я прекрасно отдавал себе в этом отчет, но у меня оставалось еще два вопроса. С остальными можно было и повременить.
— Последнее усилие, мадемуазель Парри. Вы ведь не отрицаете, что вас зовут Элен Парри и что вы дочь Жоржа Парри?
— Нет, не отрицаю.
— Превосходно. Вы не несете никакой ответственности за противоправные действия вашего отца. А теперь слушайте меня внимательно и постарайтесь ответить с той же искренностью. Вы видели, кто стрелял в Боба?
— Да.
— Сегодняшний ночной гость в доме на Вокзальной улице?
— Да.
— Вы с ним знакомы?
— Да.
-- Имя! — глупо заорал Фару, бросаясь к девушке, словно хотел ее проглотить.
— Полегче, — вмешался доктор, хватая его за руку. Впрочем, совет запоздал. Элен Парри прошептала; «Его зовут...» — и лишилась чувств.
— На сегодня все, — сказал я. — Можно идти спать. Тем более что я выяснил все, что хотел.
Инспектор исподлобья взглянул на меня.
— С вами не соскучишься, — произнес он.
Несколько часов спустя, после глубоких размышлений, я обрел наконец сон, который был нарушен телефонным звонком.
— Алло, месье Бюрма? — раздался напевный голос.
— У телефона.
—- Здравствуйте, дорогой друг. Это Жюльен Монбризон.
— Какой приятный сюрприз! Решили стать парижанином?
— Всего на несколько дней. Получил наконец-то этот проклятый Ausweis 9. Мы не могли бы встретиться?
— Трудно сказать. Работы по горло.
— Вот черт, — разочарованно произнес он. — А я хотел поручить вам одно дело.
— Какое?
— Мой слуга, приехавший со мною в Париж, исчез.
— И вы хотите, чтобы я его разыскал?
— Да.
— Не изводитесь из-за такой чепухи. Если вдруг выяснится, что он развлекается с какой-нибудь блондинкой или брюнеткой, вряд ли им понравится наша назойливость.
— Мне не до шуток. Это славный малый и...
— Ладно. У меня звенит в ушах от трубки. Приезжайте ко мне, расскажете поподробнее. Я организую хорошую выпивку.
В ожидании приезда адвоката я позвонил Фару, чтобы испросить разрешение еще раз взглянуть на одинокий дом в Шатийоне. И получил его.
— Мы провели обыск на улице Деламбра, — сообщил он затем, — и нашли подтверждение родственных отношений. Множество писем и открыток — ну, не горы, конечно, — за подписью «Твой отец», отправленных из Ла Ферте-Комбетт и Шато-дю-Луар. Фамилия отправителя: «Ж. Пеке».
— Итак, родство доказано? А в отношении подложного паспорта советую не усматривать бог весть какую сложную махинацию в том, что он найден у дочери нашего гангстера. Вы уже и сами поняли, что она не одобряла отцовской... деятельности. И сочла за лучшее отмежеваться от оскорбительных замечаний в свой адрес, которые неизбежно были бы спровоцированы ее законной фамилией, в случае если бы она ее сохранила. Что еще?
— Новая странность, без которых, видно, не обойтись в делах, имеющих к вам отношение. С 14-го числа, то есть со дня своего приезда в Париж, эта девушка не ночует дома и спит только днем. Что бы это значило?
— Вот вы у нее и спросите. Когда думаете возобновить допрос?
— Скоро.
— Мне можно приехать? Только не тяните два часа с ответом. Я все равно там буду, вам от меня не отделаться.
Он помолчал, вздохнул и повесил трубку.
Только я успел принять ванну, как раздался звонок в дверь. Это был дородный Монбризон. Вальяжно расположившись в кресле, он посвятил меня в свою проблему.
— Мой слуга — сущая находка; вы, наверное, сами в этом убедились, когда были в Лионе. Если с ним случилось несчастье, я просто не переживу.
— Экая высокопарность. У вас, наверное, имеются для нее веские основания?
— Да. Зная, что я собираюсь в Париж, он настоял на том, чтобы меня сопровождать. Ни слова мне не сказав, он предпринял со своей стороны все необходимые шаги для получения пропуска. И накануне отъезда мне его предъявил. Поразившись такому поступку, я тем не менее не стал возражать. Более того, воспринял это, знаете ли, как удачу. Ведь я ценю комфорт даже, а может быть, и прежде всего, в дороге.
Я признал правомочность этой привычки.
— Вчера я случайно застал его в кафе за беседой с человеком, повадки которого показались мне более чем странными. Правильнее было бы сказать — подозрительными. Они говорили о некоем или некой Джо, я не разобрал. И расстались при моем появлении, договорившись встретиться тем же вечером у Орлеанских ворот. С тех пор у меня нет никаких сведений о Гюставе. Добрый малый не слишком-то находчив. Боюсь, как бы его не втянули в какую-нибудь аферу.