— …Мяч на правой стороне поля… Сильным ударом кто-то подаёт мяч на штрафную площадку!!!
Почему голос Озерова всё приближается? Почему Озеров кричит уже в самое ухо Матвею? На кого злобно рычит Гамбринус, запертый за калиткой?
Матвей в удивлении оборачивается. Рядом с ним стоит рыжая корова и рыжий телок, объедают листочки на молодом вишнёвом деревце, которое прадед высадил на улице. За коровой стоит её хозяин — Матвей знает его. Он живёт в своём доме на той стороне, а по ночам сторожит детский сад, поэтому его зовут сторож. Кроме рыжей коровы с телком, у него есть ещё толстая свинья и толстые розовые поросята. Он для них из кухни детского сада носит полные вёдра всяких объедков и очистков. И все ребята знают, что поверх забора у него натянута проволока с колючками, чтоб мальчишки к нему за яблоками не лазали…
— Здравствуйте, — вежливо говорит Матвей сторожу.
Но тот не отвечает: наверно, не слышит. Сторож глядит себе на живот. На животе у него висит транзистор. Из транзистора несутся крики. Наша команда атакует ворота противника.
— Давай, давай! — торопит сторож и притоптывает ногой. Непонятно, кого он торопит — футболистов или корову и телка, чтоб живей объедали вишнёвое деревце?
Матвей срывает клок травы и протягивает маленькому бычку. Тот берёт траву осторожно мягкими губами, потом вдруг дёргает травинки и жуёт. Матвей гладит его шелковистую морду, твёрдые бугорки на лбу, где вырастут рожки.
— Знаете, — говорит Матвей сторожу, — прадед нарочно сюда вишенку высадил, чтоб на улице было красиво, а не чтоб коровы ели.
— Вам-то какая прибыль? Всё одно урожай мальчишки оберут, вам не достанется, — отвечает сторож.
— Ну и пусть. Прадед сказал: весной зацветёт вишня — красота!
Сторож хмыкает:
— Красота! Из неё шубы не сошьёшь.
При чём тут шуба?
— А прадед сказал: красота будет для всех прохожих, — упорствует Матвей.
— Больно добрый твой прадед, — недовольно говорит сторож.
— Да, он добрый, — соглашается Матвей.
— И больно умный, — прибавляет сторож так сердито, словно добрым и умным быть плохо.
— Конечно, умный, — соглашается Матвей.
— Го-ол! — вдруг кричит сторож, корова шарахается, бычок скачет, обгоняя её, и сторож идёт вслед за ними дальше по улице и уносит с собой шум и крики стадиона.
Матвей последний раз взглядывает на опушку. Теперь уж никого не видно, все углубились в лес.
И вдруг…
И вдруг из кустов вынырнули две фигуры. Пригибаясь, таясь, они пересекают солнечную улицу. Они всё ближе. Конечно, Матвей сразу их узнал: впереди бежит Панков, он тащит за руку Дёмочкина. Кудряшки на Дёмочкине вздрагивают, глаза полны испуга. А кто бежит за ними на тощих ногах? Ну, ясно, Пискля! Он канючит тонким голосом:
— Я с ва-а-ами… А не то скажу Зое Петровне-е-е…
Они, запыхавшись, останавливаются возле Матвея. У каждого за пояс заткнута пустая сумка для шишек.
— Пусти скорей, пусти скорей, — говорит Панков, — пусти, пока никто не видел.
Матвей приоткрывает калитку. В щель вихрем вырывается с участка Гамбринус, он скачет на задних лапах, стараясь лизнуть каждого гостя в нос. Он любит гостей.
— А петух где? — спрашивает Пискля из-за спины Дёмочкина.
— Заперт он в сарае.
Тогда храбрый Пискля вылезает вперёд.
— Мы удрали, а она не заметила, — объявляет он.
— Мы бы ещё раньше удрали, но Дёмочкин задумался, — объясняет Панков.
— Я не задумался, — спорит Дёмочкин, — просто там была божья коровка, и у неё крыло не складывалось, я помог, и она его спрятала.
— А Писклю никто с нами не звал, он сам увязался, — говорит Панков, — у него уши, как радары на аэродроме, во все стороны крутятся и всё подслушивают. От него не отвяжешься. Ладно уж, возьмём и его? — спрашивает он Матвея.
Матвей очень удивлён. Оказывается, они все вместе должны куда-то брать и Писклю?
— К-куда? — растерянно спрашивает Матвей и крутит вихор на затылке, так что тот встаёт столбиком. — Куда возьмём?
— Туда.
Панков глядит поверх головы Матвея.
Матвей оборачивается. Он видит белку, она сидит на подоконнике светёлки, держит в лапах орех, грызёт, и скорлупки скатываются с подоконника вниз. Прадед всегда насыпает орехов у себя на окошке.