Фелиси просто сияет.
– Я знала, что ты поужинаешь дома, и все-таки потушила баранью ножку.
– Гм!
– Ты знаешь, матери чувствуют.
Должно быть, это действительно так. Лично я думал, что буду до последней минуты бегать по улицам. Но тайна рассеялась, и история теряет весь свой шарм. Осталось только найти в Париже преступницу. Убийцу, чье имя известно, чье описание и отпечатки пальцев имеются в полиции. Да, я думал, что... Но матери обладают даром предчувствия. Доказательство: Фелиси все-таки приготовила баранью ножку.
Она получилась просто великолепной.
– О чем ты думаешь, сынок?
– Об одной девушке, ма... Она хотела поиграть в искательницу приключений и ни перед чем не останавливалась. Она довела до самоубийства своего бедного отца. Убивала людей. Не слишком хороших, но все-таки людей.
– Какой ужас! – вздыхает Фелиси и переходит на другую тему: – Хорошенько следи за собой... Говорят, американцы употребляют много льда, а это вредно для желудка. И остерегайся гангстеров, – добавляет она, вытирая слезу.
Я знаю, что она думает: «Гангстеры вредны для жизни полицейского...»
– Ну, ма, не надо хандрить!
– Не буду, не буду, – уверяет она.
– Помнишь, что я тебе обещал? Поездка в Бретань, как только вернусь.
– Конечно.
– Я скоро вернусь.
Я начинаю обдумывать задание, которое мне поручил босс, и решаю, что совсем в этом не уверен.
– Я тебе привезу оттуда подарок. Знаешь, американцы делают обалденные штуки для домашнего хозяйства. Например, утюг, который гладит сам по себе, или машину для резки морковки в форме атомной бомбы. Ну, чего тебе привезти?
– Возвращайся живым и невредимым, – вздыхает она.
Глава 20
Громкоговоритель выплевывает:
«Пассажиров, вылетающих в Нью-Йорк, просят пройти к автобусу компании „Эр-Франс“, который доставит их в Орли...»
В аэровокзале «Энвалид» нас толкается целая толпа. Я занимаю место в комфортабельном автобусе компании и в тот момент, когда он уже трогается, вижу бегущую к нему изо всех сил женщину.
Я быстро надвигаю на глаза шляпу и спешу вытащить из кармана газету, потому что это не кто иная, как малютка Изабель. А знаете, женщиной она выглядит очень даже ничего.
Может быть, вы воображаете, что я подпрыгиваю от радости? Что я безумно веселюсь? Ничего подобного, остаюсь каменным. То, что произошло, это не чудо, это Судьба – Судьба с заглавной буквы!
Я совершенно случайно заинтересовался этим делом, и теперь случай добросовестно доводит его до конца. Случай – это утешение для нас, полицейских. А еще это люк под ногами преступника.
Девица элегантно одета, в руке у нее большой чемодан. Все это подтверждает мою правоту: она задумала это уже давно и сейчас уезжает начинать новую жизнь. Если бы я прислушался к себе, то выдал бы длинную тираду на эту благодатную тему. Задавал себе вопросы о совести, морали. Да кучу всяких вопросов. Но полицейский не прислушивается к себе; он знает, что преступник не может начать новую жизнь. Никто и никогда не может начать новую жизнь!
Изабель садится прямо передо мной.
О чем она мечтает?
Представляет себе небоскребы, супермаркеты, негров.
Я увижу все это через несколько часов, если самолет не сваляет дурака, а она – никогда!
Я мог бы взять ее прямо сейчас, приказать остановить автобус и сдать ее первому же полицейскому патрулю. Нет, я даю ей маленькую отсрочку. Это проявление моей галантности и гуманизма. Ведь если ты полицейский, ты не перестаешь быть человеком. Знакомая песенка!
Мы едем по моему старому Парижу, по которому я уже начинаю скучать. Порт д'Итали... табличка: «Фонтенбло 60 км».
Грустные и добрые парижские предместья.
Шоссе.
Где мысли Изабель? Далеко от ее убийств, в каком-нибудь штате с завораживающим названием? Небраска... Миссури... Арканзас...
– Всем просьба выйти! – внезапно объявляет водитель.
Перед нами расстилается огромная взлетно-посадочная полоса, прочерченная огоньками.
Я вынимаю револьвер и приставляю его к затылку Изабель.
– Не рыпайся, красотка, ты попалась. Пассажиры просто каменеют.
– Полиция! – говорю я. – Предупредите полицию аэропорта, что я должен им передать опасную преступницу. Изабель не оборачивается.
– Это вы? – просто спрашивает она.
– Да, – отвечаю я.
И она произносит слова, слышанные мной только что от Фелиси:
– Я это чувствовала.
– Да, – говорю я, – женщины чувствуют такие вещи.
– Жаль... – шепчет она.
– Обидно, – вздыхаю я. – Так близко от цели, от новой жизни, Изабель! И добавляю:
– Но что поделаешь! Я не просто человек, я еще и полицейский!