Но судьба воровская,
Как волною, бросает,
То этап, то свобода,
То опять лагеря.
И однажды во вторник
На одном на вокзале
Завалил он на деле
И ее, и себя.
На скамье подсудимых
Сидят молча, обнявшись.
Прокурор поседевший
Пьет уж пятый стакан.
И ослепший от горя
Видит он на скамье лишь:
Рядом с дочкой любимой —
Молодой уркаган.
* * *
Полгода я скитался по тайге.
Я ел зверье и хвойную диету.
Но верил я фартовой той звезде,
Что выведет меня к людскому свету.
Как все случилось, расскажу я вам.
Вы помните те годы на Урале,
Как стало трудно деловым ворам,
А в лагерях всем суки заправляли?
Мы порешили убежать в тайгу,
А перед этим рассчитаться с гадом.
Ползли мы, кровью харкая, в снегу…
Ну да об этом вспоминать не надо.
Куда бежал — была, брат, у меня
Одна девчоночка — пять лет с ней не видался, —
Этап мой угоняли в лагеря,
Я плакал, когда с нею расставался.
И вышел я. Везло, как дураку.
И поезд прогудел на остановке.
Вскочил в вагон на полном на ходу
И завалился спать на верхней полке.
Нашел я улицу и старый ветхий дом.
Я на крыльцо поднялся. Сердце билось.
Внимательно я посмотрел кругом.
Но лишь звезда на небе закатилась.
Открылась дверь, и вот она стоит.
А на руках ребеночек — мальчишка.
«А мне сказали, что в побеге ты убит.
Ждать перестала и не знаю уж, простишь ли.
Лишь одного тебя любила я.
Пять лет ждала и мальчика растила.
Но видно горькая была судьба моя —
Я замуж вышла, обвенчалась я, мой милый».
Я взял сыночка, пред глазами подержал.
Запомнил все: лицо, глаза, ресницы.
А деньги все, что в поездах я взял,
Ей в руку сунул — даже не простился.
Пошел к начальнику тогда и сдался я.
Сказал, что, мол, в побеге. И откуда.
Легавые собрались вкруг меня
И на меня глазели, как на чудо.
Потом начальник папки полистал
И, побледнев, промолвил тихо: «Точно
Ты при побеге ведь убийцей стал
И к вышаку приговорен заочно».
Простите меня, люди всей земли.
Прости, Господь. Ты есть, теперь я знаю
Жить не могу я без большой любви.
Да и без сына жить я не желаю.
* * *
Серебрился серенький дымок,
Таял в золотых лучах заката.
Песенку принес мне ветерок
Ту, что пела милая когда-то.
Жил в Одессе славный паренек.
Ездил он в Херсон за голубями.
И вдали мелькал его челнок
С белыми, как чайка, парусами.
Голубей он там не покупал,
А ходил и шарил по карманам.
Крупную валюту добывал.
Девушек водил по ресторанам.
Но пора суровая пришла:
Не вернулся в город он родимый.
И напрасно девушка ждала
У фонтана в юбке темно-синей.
Кто же познакомил нас с тобой?
Кто же нам принес печаль-разлуку?
Кто на наше счастье и покой
Поднял окровавленную руку?
Город познакомил нас с тобой.
Лагерь нам принес печаль-разлуку
Суд на наше счастье и покой
Поднял окровавленную руку.
А за это я своим врагам
Буду мстить жестоко, верь мне, детка!
Потому что воля дорога,
А на воле я бываю редко.
Серебрился серенький дымок,
Таял в золотых лучах заката.
Песенку принес мне ветерок
Ту, что пела милая когда-то.
* * *
Я напишу письмо последнее, прощальное.
Я напишу письмо в колесный перестук.
Мне будут на пути причалы, расставанья,
И на моей судьбе — следы от чьих-то рук.
На зону поднимусь, как дипломат в иную,
В чужую сторону — язык ведь незнаком.
Войду к зека в барак, как в вотчину чужую.
Там каждый капитан и к плаванью готов.
Вот руку на плечо кладет пахан сурово
И тихо говорит: «Теперь ты, кореш, наш.
На нарах у окна постель уже готова,
А малолетки пусть погнутся у параш».