Я представил себе, как родители говорят: «Хватит!» и - вместо того, чтобы найти ему других хозяев или отдать в RSPCA[2], - сажают его в багажник, увозят подальше и выбрасывают на улице или на обочине.
Обычно кошки знают, как вернуться домой, но кот, очевидно, был слишком далеко от дома и не смог отыскать обратный путь, или знал, что там его не любят, и решил найти новый дом.
Другая моя теория состояла в том, что он принадлежал умершему старику.
Конечно, оставалась возможность, что всё было совсем иначе. То, что он оказался не приспособлен к жизни в квартире, было аргументом против того, что он вообще был домашним. Но чем больше я узнавал его, тем больше убеждался, что кот привык к обществу одного человека. Казалось, он легко привязывается к любому, кто, как он думал, будет о нем заботиться. Что произошло и в моем случае.
Самая большая подсказка о его прошлом заключалась в его ужасных ранах. Несомненно, он получил их в драке. По сочащемуся гною я понял, что ране несколько дней, может быть даже неделя. Это дало мне возможность вынести еще одно предположение.
В Лондоне всегда было множество уличных кошек, которые, сбиваясь в стаи, бродили по улицам, питаясь объедками и шарахаясь от незнакомцев. Пятьсот или шестьсот лет назад такие места как Грэшем-Стрит в Сити, Клеркенвелл-Грин и Друри-Лейн были известны как «кошачьи улицы» и были запружены этими животными. А еще городе было множество бездомных бродяг, которые ежедневно боролись за выживание. Многие из них были как этот рыжий кот: потрепанные, сломленные создания.
Возможно, он просто увидел во мне родственную душу.
Глава 2
Путь к выздоровлению
Кошки окружали меня с детства, и я всегда чувствовал, что нашел с ними взаимопонимание. Когда я был еще ребенком, у нас было несколько сиамцев, и я помню, что однажды дома появилась красивая кошка черепаховой окраски. Обо всех них у меня сохранились теплые воспоминания, но, полагаю, особо яркие воспоминания у меня сохранились о темной кошке.
Я вырос в Англии и в Австралии. Какое-то время мы жили в местечке под названием Крейджи, в Западной Австралии, и там у нас был очаровательный пушистый котенок белого цвета. Не помню, откуда он у нас появился, но у меня есть чувство, что нам его подарил местный фермер. Где бы он ни жил раньше, это был ужасный дом. Прежде чем котенок попал к нам, его не удосужились свозить к врачу, и вскоре оказалось, что у бедняги полно блох.
Заметили это не сразу. Проблема была в том, что у котенка был такой густой белый мех, что блохи с легкостью прятались в нем, мучая беднягу, и никто не знал об этом. Как известно, блохи - паразиты. Они высасывают жизнь из других существ, чтобы продлить собственную, и они высосали из несчастного котенка практически всю кровь. Когда мы заметили это, было уже поздно. Мать отвезла его к ветеринару, но ей сказали, что точка невозвращения пройдена. У него были все виды инфекций и множество других проблем. Он умер через пару недель после того, как попал к нам. Мне тогда было лет пять-шесть, и я был сломлен, - как и моя мать.
На протяжении долгих лет каждый раз, когда я видел белых котов, я вспоминал этого котенка. Но в тот мартовский уик-энд, который я провел с рыжиком, этот котенок не выходил у меня из головы. Я уже говорил, что шерсть рыжика была в ужасном состоянии. Местами на ней были ужасающие залысины. И я страшно боялся, что его постигнет та же участь, что и белого котенка.
Сидя с ним в гостиной субботним вечером, я решил: я не позволю этому случиться. Я отдавал себе отчет в том, что того, что я уже сделал для него, недостаточно. И не собирался убеждать себя в обратном.
Я должен был отвезти его к ветеринару. Я понимал, что моего импровизированного лечения недостаточно, чтобы поставить его на ноги и залечить раны. И я не знал, есть ли у него другие проблемы со здоровьем. Я не собирался рисковать, ожидая, когда его состояние улучшится, поэтому решил встать с утра пораньше и отвести его в ближайший центр RSPCA, располагавшийся в конце Сэвен-Систерс-Роад у парка Финсбери.
Выключив будильник, я встал и накормил кота смесью сухого корма и тунца. Утро было холодным и серым, но я знал, что это не может быть оправданием.
Учитывая состояние его лапы, я знал, что он не выдержит полуторачасовую ходьбу, поэтому решил посадить его в зеленое мусорное ведро. Я просто не нашел ничего другого. Не успели мы отправиться в путь, как стало ясно, что ему не нравится. Он шевелился в ведре, цеплялся лапами за верх, пытаясь выбраться. В конце концов, я сдался.
- Вылезай, я понесу тебя, - решил я, вытаскивая его из ведра свободной рукой. Он вскарабкался мне на плечи и устроился там. Я позволил ему сидеть там всю дорогу до центра RSPCA.
Войдя внутрь, мы словно очутились в центре Ада. Приемная была переполнена. В основном здесь были собаки и их хозяева, большая часть которых оказалась пацанами со стрижками под скинхедов и жуткими татуировками. Процентов семьдесят составляли стаффордширские бультерьеры, почти наверняка пострадавшие в схватке с другими псами в собачьих боях.
Люди говорят об англичанах, как о «нации любителей животных». Но здесь, уж точно, не было и капли любви. То, как некоторые относятся к своим домашним животным, вызывает у меня отвращение.
Кот сидел то у меня на коленях, то перебирался на плечи. Он нервничал, и я не мог его в этом винить. Он глухо ворчал на собак в приемной. Пара из них туго натянула поводки, пытаясь добраться до кота.
Одну за другой, собак уводили в процедурную. Когда появлялась медсестра, мы радовались, что ожидание закончилось, но нас ждало разочарование. Так пролетело четыре с половиной часа.
Наконец, она сказала: «Мистер Боуэн, ветеринар сейчас вас примет».
Ветеринар оказался мужчиной средних лет. Он выглядел уставшим, а на лице его застыло выражение, которое я не раз видел на других лицах - словно он уже все повидал в этом мире. Может быть, это было всего лишь следствием агрессии, объектом которой мы стали в приемной, но рядом с ветеринаром я ощутил, что стою на краю пропасти.
- В чем ваша проблема? - спросил он меня.
Я понимал, что парень просто делает свою работу, и, хотя собирался уже огрызнуться: «Если бы я знал, меня бы здесь не было», сдержался.
Я рассказал, как нашел кота в подъезде и показал нарыв на задней лапе.
- Хорошо, давай-ка его осмотрим, - сказал он.
Он сказал, что коту больно и вколол ему небольшую дозу диазепама, чтобы унять боль. А потом объяснил мне, что собирается выдать предписание о двухнедельном курсе амоксициллина, чтобы помочь коту восстановить силы.
- Если за две недели состояние не улучшится, приходите снова, - посоветовал он.
Я решил воспользоваться возможностью и спросил о блохах. Он быстро осмотрел шерсть и сказал, что ничего нет.
- Возможно, вам стоит дать ему какие-нибудь таблетки. У молодых котов часто бывают проблемы с блохами.
Я в очередной раз подавил желание сказать ему, что знаю об этом, и просто смотрел, как он выписывает рецепт.
Справедливости ради стоит заметить, что он проверил кота на наличие микрочипа. Его не оказалось, и ветеринар предположил, что это уличный кот.
- Когда появится возможность, пройдите курс лечения, - сказал врач. - И, думаю, будет неплохо кастрировать его в ближайшее время, - добавил он, протянув мне брошюру и заявку на бесплатную стерилизацию бездомных кошек. Учитывая, во что кот превратил мой дом, и как он исцарапал мне руки, я кивнул, соглашаясь с его диагнозом.
- Думаю, это хорошая идея, - улыбнулся я, ожидая, что, по крайней мере, ветеринар спросит «почему»?
Но его, похоже, не заинтересовало. Он застучал по клавишам, забивая данные в компьютер, и распечатал рецепт. Очевидно, прием в центре представлял собой конвейер, потому что дверь открылась перед следующим пациентом. Это не было виной врача - это просто система.
Через несколько минут все закончилось. Покинув процедурную, я подошел к окошку аптеки и протянул рецепт.