В восемнадцать лет я заявил, что собираюсь вернуться в Лондон и пожить со своей сводной сестрой по отцу. Это положило начало моему падению.
В то время я выглядел и вел себя как обычный подросток. Мать повезла меня в аэропорт. Мы остановились на светофоре, и я выскочил наружу, чмокнув ее в щеку и помахав на прощание. Мы оба думали, что я уезжаю на полгода. Таков был план. Я собирался задержаться в Лондоне на шесть месяцев, пошататься по городу со сводной сестрой и исполнить заветную мечту стать великим музыкантом. Но все пошло не так.
Сначала я остановился у сводной сестры в южном Лондоне. Ее муж не сильно обрадовался моему приезду. Как я уже говорил, я был мятежным подростком, который одевался, как гот, и наверняка был настоящей занозой в заднице, особенно учитывая то, что я нигде не работал.
В Австралии я работал в сфере IT и продавал мобильные телефоны, но в Соединенном Королевстве не смог подыскать достойную работу. Сперва я устроился барменом. Но их не устроила моя внешность, и на Рождество 1997 года меня уволили, свалив на меня чужие косяки.
Но им было мало и этого. Они написали на биржу труда, будто я хотел бросить работу, и я лишился льгот, на которые мог рассчитывать по праву рождения.
После этого зять окончательно ополчился против меня. Наконец, они с сестрой выставили меня из дома. Я отыскал отца, даже встретился с ним пару раз, но скоро стало ясно, что мы не находим общий язык. Мы едва знали друг друга, поэтому о совместном житье не могло быть и речи. Я шатался по друзьям и спал то на полу, то на диванах. Довольно скоро я стал бродягой, таскался со своим спальником по разным квартирам и норам Лондона. Потом, когда меня стали выгонять из квартир, я перебрался на улицы.
Там опуститься на дно было проще простого.
Жизнь на улицах Лондона лишает тебя достоинства, личности - всего, что ты имеешь. Но хуже всего, что она меняет мнение людей о тебе.
Они видят, что ты живешь на улице, и перестают относиться к тебе как к человеку. Они не хотят иметь с тобой ничего общего. Вскоре у тебя просто не остается друзей. Когда я спал на улице, мне удалось устроиться на работу разнорабочим, грузчиком в ресторан. Но когда они узнали, что я бездомный, меня уволили, хотя я не сделал ничего плохого. Если ты бездомный - у тебя нет никаких шансов.
Единственное, что могло спасти меня - это возвращение в Австралию. У меня был билет, но за две недели до вылета я потерял паспорт. У меня не осталось документов, и не было денег, чтобы получить новые. Надежда вернуться домой в Австралию испарилась. В некотором роде, я и сам исчез.
Следующим этапом моей жизни стал туман из наркотиков, алкоголя и мелких правонарушений - ну, и безнадежности. Усугубляло дело и мое пристрастие к героину.
Сперва я брал его, просто чтобы лучше спать на улице. Это был наркоз от холода и одиночества. Он уносил меня в другой мир. К несчастью, я продал ему и душу. К 1998 году я полностью зависел от него. Наверное, пару раз я был близок к смерти, хотя, так как я почти все время был в наркотическом опьянении, не могу за это ручаться.
За все это время мне даже в голову не пришло связаться с кем-то из моей семьи. Я исчез с лица земли, но мне было пофигу. Я был слишком занят тем, чтобы выжить. Даже теперь, вспоминая все это, я с трудом могу представить, через какой ад прошли мои родители. Наверное, они с ума сходили от беспокойства.
Год спустя после моего прибытия в Лондон (и девять месяцев после того, как я очутился на улице), до меня начало доходить, как волновались мои родные.
Когда я приехал в Лондон, я связался с отцом, но потом несколько месяцев не разговаривал с ним. Но как-то на Рождество я решил позвонить. Трубку взяла его жена - моя мачеха. Он отказался подойти к телефону и заставил меня ждать несколько минут - так он был зол на меня.
- Где, блядь, тебя носит? Знаешь, как мы волновались о тебе, - сказал он, когда взял себя в руки настолько, чтобы все же поговорить со мной.
Он не стал выслушивать мои жалкие оправдания, только орал на меня.
Он рассказал, что моя мать связалась с ним, отчаянно пытаясь выяснить, где я. Это было главным доказательством, что она беспокоилась. Они с отцом вообще не разговаривали. Он кричал на меня, наверное, минут пять. Теперь я понимаю, что это была смесь облегчения и злости.
Наверное, он решил, что я умер; в какой-то мере я и был мертв.
Этот период моей жизни продолжался около года. В конце концов, я прибился к общественной организации, помогающей бездомным. Я останавливался в разных ночлежках.
«Connections», недалеко от Сент Мартин Лэйн, был одной из них. В то время я ночевал прямо на земле на рынке по соседству.
Тогда я уже попал в список «жилья для бездомных», который давал мне право на получение «защищенного жилья». Проблема была в том, что большую часть предыдущего десятилетия я жил в ужасных общагах, ночлежках, где давали постель на ночь и кормили завтраком, и в домах, где мне приходилось соседствовать с героиновыми наркоманами и любителями крэка, которые воровали всё, что не было прибито к полу. Все, что у меня было, украли в одном из таких домов. С тех пор я прятал все свое имущество под одежду и спал так. Единственное, о чем я думал - как выжить.
Безусловно, мое пристрастие к наркотикам только усугубилось. Когда мне было лет двадцать шесть, все стало настолько плохо, что я попал в реабилитационный центр. Я провел там пару месяцев, приходя в себя, а потом вступил в программу реабилитации наркоманов. На какое-то время ежедневные поездки в аптеку и, раз в две недели, на автобусе в Камден, чтобы избавиться от наркотической зависимости, стали самым главным в моей жизни. Они стали моим рефлексом. Я вставал с постели и делал всё на автопилоте, словно в тумане, в котором я, честно говоря, и находился большую часть времени.
Несколько раз я ходил на консультации. Я бесконечно говорил о моей зависимости, о том, как она началась, и как я собираюсь с ней покончить.
Легко придумать оправдание наркомании, но я знал, что причина во мне. Абсолютное одиночество. Героин позволял мне забыть о моей изолированности, о том, что у меня больше не было семьи и друзей. Я был сам по себе и, каким бы странным и непостижимым это не показалось бы окружающим, героин был моим единственным другом.
В глубине души, однако, я знал, что он меня убивает - в буквальном смысле. В общем, в течение нескольких лет я перешел с героина на метадон, синтетический опиоид, который используется в качестве заменителя в процессе реабилитации морфиновых и героиновых наркоманов. К весне 2007 я решил отказаться и от метадона и уверенно шел к этому.
Переезд в квартиру в Тоттенхэме был ключевой частью этого процесса. Это был обычный многоквартирный дом, в котором жили обычные люди. Я знал, что там у меня появится шанс вернуть жизнь в нужное русло.
Чтобы заплатить за квартиру я стал зарабатывать тем, что играл для прохожих у Ковент-Гарден. Получал я немного, но это позволяло купить еду и оплатить газ и электричество. А еще это помогло мне не сдаться. Я знал, что это шанс изменить мою жизнь. И знал, что в этот раз я его не упущу.
Если бы я был кошкой, это была бы моя девятая жизнь.
Глава 3
Операция
Когда вторая неделя лечения подошла к концу, Боб стал намного красивее. Рана на задней лапе заживала хорошо, а залысины и редкую шерсть сменил новый, густой мех. Морда его казалась счастливой, а в глазах появился яркий блеск. Теперь в них виднелось прекрасное желто-зеленое сияние, которого я не видел раньше.
Определенно, он был на пути к выздоровлению, и то, с какой скоростью он носился по квартире, только подтверждало это. Словно бешеный, он с первого дня летал по моему жилищу, но в последнюю неделю он превратился просто в комок энергии. Временами он прыгал и бегал по квартире, словно маньяк, и яростно царапал все, что попадалось ему на пути, включая меня самого.