А потом все погрузилось во тьму.
— Лиззи, очнись, очнись… — слышала я голос Люка. Он доносился словно бы откуда-то издалека.
Я медленно открыла глаза, застонав от боли. Люк стоял рядом со мной на коленях. Его руки лежали у меня на плечах.
— Ты в порядке?
— Я… вроде бы. — Голос мой прозвучал хриплым шепотом.
Я села. Мало-помалу зал снова обрел четкие очертания. Тряска прекратилась.
Ребята попадали кто куда. Вид у них был ошарашенный, их явно мутило. Бун до сих пор прикрывал голову руками. Мэтт скорчился у барной стойки.
Карли Бет и Билли парили посреди комнаты. Две тени, поблекшие до бледно-серого, словно дым догорающего костра.
Джули и Эбби прижимались спинами к стойке. Обеих колотила крупная дрожь. У них дрожали коленки. Руки тряслись. Я слышала, как стучат их зубы.
— Я… не могу унять… д-д-дрожь! — пролепетала Джули.
Они крепко обхватили себя руками. Но все равно дрожали, как будто зал по-прежнему ходил ходуном.
А Доктор Маньяк насмехался над ними.
— Какой тяжелый случай трясучки! — воскликнул он. Усмешка сползла с его лица. — Не волнуйтесь, девочки. Если вы помрете, после пары недель в могилке дрожь наверняка уймется!
Эбби застонала.
— Я… я… я… — Ее так трясло, что она не могла говорить.
Маньяк снова расхохотался.
Робби поднялся на подкашивающиеся ноги. Он раскинул руки, пытаясь удержать равновесие. И проковылял к Доктору Маньяку.
— Я тебя создал! — закричал он. — Я нарисовал тебя в своем комиксе! И знаю, как тебя уничтожить!
Доктор Маньяк поднял длинный палец в перчатке и поковырял в носу.
— Вот что я думаю о твоей угрозе.
— Помоги нам отсюда выбраться, — сказал Робби. — Помоги нам, и я сохраню тебе жизнь!
Маньяк еще немного поковырялся в носу, не сводя глаз с Робби.
— Думаешь, ты такой крутой художник? — осклабился он и шагнул за барную стойку. — Я тоже художник, крошка Робби. Взгляни-ка.
Он вытащил огромную кисть. И поднес к Робби.
— Я люблю работать кистью, — сказал он. — Совсем как ты. Смотрите, как работает художник!
Он мазнул кистью по лицу Робби… и лица не стало.
Я ахнула, когда Маньяк провел кистью по шее Робби. Потом по груди.
С каждым мазком часть Робби исчезала!
В считанные секунды суперзлодей стер Робби совсем.
— Как тебе моя работа кистью? — пробасил Доктор Маньяк. — Ты научил меня всему, что я умею! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Я смотрела в немом ужасе. Смотрела на то место, где только что стоял Робби.
Не в силах больше сдерживаться, я закричала:
— Робби, ты здесь? Ты все еще здесь?
А потом повернулась к ухмыляющемуся Доктору Маньяку и крикнула:
— Что вы с ним сделали?
Доктор Маньяк не удостоил меня ответом. Он стоял, небрежно помахивая кистью.
— Еще кто-нибудь хочет заказать свой портрет? — осведомился он, по-прежнему не сводя глаз с меня.
В зале воцарилась гробовая тишина.
Маньяк бросил кисть на пол. Он снова подошел к барной стойке, наклонился и вытащил из-за нее какой-то предмет.
Это был Страхометр.
Дыхание застряло у меня в горле. Красная линия поднялась уже до семидесяти пяти.
Маньяк поглядел на шкалу.
— Славненько, — пробормотал он. — Молодцы, ребята. — Он повернулся к нам: — В моем ресторанчике страху на всех хватит. Сдается мне, я потрудился на славу. Чао-какао!
Откинув плащ за спину, он вылетел за дверь.
— Робби? Ты все еще здесь? — снова спросила я.
— А ты разве меня не видишь? — отозвался слабый, словно отдаленный голос. — Я здесь. Ты не видишь меня? — Затем послышался стон ужаса: — О-о-о-о-о-о… Мои руки… Я не вижу своих рук… Я…
Мы молча смотрели на то место, откуда доносился голос.
Робби запричитал:
— Что он сделал со мной? Я себя не вижу! Что он со мною сделал?
— Мы тебя слышим, — сказала я. — Ты по-прежнему здесь. Только невидимый. Мы тебя вылечим. Уверена, что вылечим.
Карли Бет и Билли парили вокруг того места, где стоял Робби. На их призрачных лицах читался нескрываемый страх.
— Посмотрите на себя! — закричал Мэтт. Он обвел рукою зал. — Посмотрите, что сделал с нами Угроза!
Я проследила за его взглядом. Робби стал невидимкой. Карли Бет и Билли превратились в темные тени. Джули и Эбби обнимали себя, не в силах унять дрожь.
Бун покачал головой.
— Я понимаю, что все хотят держаться храбро, — сказал он. — Но… боюсь, что мы не выживем. Боюсь, что не сдюжим.
— Мы должны выжить, — возразила я. — Угрозе мы нужны живыми, верно?