Физиономия Байрона расплылась в ухмылке.
— Ну, — сказал он, — теперь держитесь!
Безо всякого предупреждения Угроза взялся за тулью шляпы… и поднял ее.
У меня снова перехватило дыхание. Я смотрела на его лицо, еще недавно скрытое от глаз.
Холодные, темные глаза, окруженные черными кругами. Тонкие усы под заостренным носом. По щекам пролегли глубокие борозды. Холодная усмешка на губах.
— Как вы собираетесь нас пугать? — крикнул Мэтт. — Отвечайте!
— Слушай, друг сердечный, не ты здесь задаешь вопросы! — прогремел Угроза. — Вопросы здесь задаю я.
— Нет, я! — проверещал визгливый петрушечий голос. — Я задаю вопросы!
Голова Угрозы развернулась на сто восемьдесят градусов.
И я завизжала.
Мы все завизжали.
На затылке Угрозы росло второе лицо!
Мой вопль эхом отразился от каменных стен.
Больше я не вынесу. Я повернулась, чтобы бежать. Но у дверей клубились люди-тени, преграждая путь к бегству.
Когда наши крики стихли, второе лицо Угрозы заговорило:
— Продолжайте! Что за восхитительный звук! Да! Да! Обожаю эти вопли ужаса! Обожаю до смерти!
Голос этого второго лица был высоким, гнусавым. А кожа красная, словно опаленная в огне! Глаза, огромные, навыкате, дико вращались. Под рдеющей луковицей носа кривились полные губы, обнажая ряд кривых зубов.
Одно лицо Угрозы было темным, а другое — огненным!
— Обожаю! Обожаю! Продолжайте орать! — восклицало оно.
Тут Угроза вновь обратил к нам первое лицо, и оно проговорило низким, глухим голосом:
— Как вы могли убедиться, я не из стеснительных. Я готов на все. Терять мне нечего — а на карту поставлено многое.
— Хорош хвастаться! Они прекрасно все поняли! — взвизгнуло второе лицо.
— Я не хвастаюсь, — возразило первое лицо. — Я говорю только то, что им необходимо знать. — Он поднял два пальца. — Как вы опять-таки могли убедиться, вы одни против двоих!
— Одна голова хорошо, а две лучше! — подхватило красное лицо.
— Вы, ребятки, перенесете мой парк обратно в реальный мир, — сказало темное лицо. — Силою своих испуганных воплей. — Угроза повернулся к Байрону, стоявшему рядом с высокой деревянной конструкцией. — Запускай Страхометр.
Байрон потянулся к задней части деревянного корпуса. Раздался щелчок. А потом машина загудела.
Байрон развернул ее так, чтобы все могли видеть узкую шкалу спереди. Она немного походила на термометр.
Страхометр низко гудел. Вот гудение стало громче. А потом я увидела, как по шкале поднимается красная линия.
Да, это и правда было что-то вроде термометра. Сбоку были выгравированы цифры: от одного до ста.
Все молча смотрели, как красная линия ползет вверх… вверх… пока она не остановилась на отметке «двадцать».
— О нет, — простонал Угроза. — Ребятки… вы должны лучше работать. Вы просто не стараетесь, ребятки. Ваш страх должен подскочить на все сто!
Его голова развернулась; заговорило красное лицо:
— Держу пари, мы сможем подыскать что-нибудь смачное, чтобы повысить этот страх!
Он махнул рукой в перчатке. Тени-люди пришли в движение. Они беззвучно проплыли через всю комнату. Они окружили нас.
Я чувствовала исходящий от них ледяной холод. Я начала дрожать.
Я ничего не видела. Они клубились вокруг нас, словно черная туча.
Я чувствовала холодную силу, подобную мощному ветру, что толкала меня из стороны в сторону.
— Люк? — позвала я брата. Мой голос был приглушен толстой пеленою теней. — Люк? Люк? Ты в порядке?
Нет ответа.
Мне стало нехорошо. В животе возникла тяжесть.
Перед глазами стоял Угроза с двумя своими лицами. Два лица на одной голове!
Как он сделал с собой такое? Неужели это входит в его план устрашения?
Внезапно тени схлынули. Меня озарил свет. Я стояла рядом с остальными ребятами, дрожа от холода. Люк жался подле меня, у него тоже зуб на зуб не попадал.
Я посмотрела на сцену. Красная линия Страхометра поднялась до двадцати пяти.
Если нам так страшно при двадцати пяти, как мы переживем страх на уровне пятидесяти? Или даже ста?
Я повернулась к Угрозе.
— Почему вы не отвечаете на наши вопросы? — спросила я. — Почему не говорите, что собираетесь с нами сделать?
Его темные глаза вперились в меня.
— Вы поможете мне вытащить Панический Парк из 1974 года, — произнес он. — Вы…