«— Послушай, Ишам, — ласково начал старый ювелир, — мы подумали, и решили, что сто тысяч — смешная цена для этого камня. Мы предлагаем тебе пятьсот. Камень еще у тебя? Ты еще не продал его?
— Нет. Он у меня. — У Ишама перехватило дыхание и даже голос изменился, когда он услышал про пятьсот тысяч.
— Договорились, — старик с явным облегчением вздохнул, и в этот момент Давид, выхватив из-за пазухи кинжал, по рукоять вонзил его в сердце несчастного араба. Исполнилось проклятье богов. Ишам тяжело осел на землю, а старый ювелир и его помощник принялись быстро обыскивать его нехитрые пожитки.
— Вот он! — наконец прошептал старик и дрожащими руками схватил коробку.
Несколько секунд они смотрели на нее не в силах отвести глаз.
— Пойдем. Мы должны уйти! — наконец произнес ювелир, сунув коробку в карман своего широкого плаща.
Да постигнет проклятье богов того, кто возьмет камень, принадлежащий великому Гору, и да встретит он свою смерть.
Двое мужчин быстрым шагом направились к выходу из города, оставив лежать на земле неподвижное тело первого владельца бриллианта. Первого, кто не был фараоном, наместником Бога на земле».
Впрочем, мне хотелось написать о людях, которые не мечтают о золоте и драгоценных камнях, о тех, кто знает, что несметное богатство приносит лишь несчастье. Они ищут другие сокровища и находят их в окружающем мире, в сердцах других людей; и в своем собственном сердце.
«Настя простилась с полюбившимся ей верблюдом, с хижиной, где провела долгие месяцы и с Учителем, человеком, ставшим за это время бесценным для нее.
— Настя! — окликнул вдруг он свою ученицу.
Она обернулась.
— Я хотел сказать тебе еще кое-что важное. Запомни это.
Он приблизился и наклонился к ней очень близко.
— Знаешь, иногда маленькие девочки примеряют юбки, в которых они хотят танцевать, — сказал он шепотом, — но вдруг обнаруживают, что они им очень велики. И девочки огорчаются и думают: „Как же так? Как же я буду танцевать в такой юбке?“ А ответ очень прост. Девочке не дадут танцевать, пока юбка не будет ей впору. Многие несчастья приходят неожиданно и служат нам уроком. Но человек никогда не приблизится к своей мечте раньше, чем он будет готов принять ее. Бог пошлет ему множество испытаний, чтобы убедиться в его готовности».
«Не стоит торопить исполнение мечты. Счастье — большая ответственность. И лишь заслужив его, лишь пройдя сотни дорог и прожив сотни дней в борьбе за него, можно научиться ценить и беречь полученное».
«И Настя согласно кивнула, а потом, решительно смахнув набежавшие слезы, тронулась в путь. Ее ждала Севилья».
Эта книга об испытаниях на пути к своей мечте, о поисках смысла жизни и о судьбе, определенной для каждого. Для меня — прежде всего книга о судьбе, потому что, пройдя немыслимыми дорогами, мы все приходим к желанной цели и лишь тогда понимаем, что этот путь был единственно возможным.
Несмотря на реалистичность определенных деталей, большинство рассказов в книге и повесть «Улицы Севильи» остаются романтическими произведениями, светлыми, красочными, полными неожиданных приключений. Наверное, таким выглядит мир для автора, и если читатели увидят действительность так же, если поверят, пусть ненадолго, что наша жизнь прекрасна и удивительна, я буду считать, что усилия, затраченные мною, не были напрасны.
УЛИЦЫ СЕВИЛЬИ
Повесть
Это был день ее рождения. Девочке исполнилось двенадцать лет, ее звали Настя, и она любила танцевать.
Свой двенадцатый день рождения она отмечала в одиночестве, без подарков и поздравлений, свернувшись калачиком на стареньком продавленном кресле, безразлично щелкая пультом телевизора, равнодушная ко всему.
Подобное безразличие посещало ее нечасто, ведь, как уже было сказано, девочка любила танцевать. Очень любила.
Природа была щедра к ней, такой маленькой и хрупкой, подарив гибкость, пластичность, прекрасное чувство ритма, а также решительность, граничащую с бесшабашностью, и прекрасные светлые, слегка золотистые волосы, прямые и тяжелые, которые она обычно стягивала узлом на затылке, чтобы непослушные пряди не мешали ее танцу. Собственно, на этом подарки судьбы и кончались, жизнь маленькой Насти была не такой уж светлой, в отличие от ее волос, хотя, несомненно, не менее тяжелой.