Улигер

Александр Прибылов Улигер [1]

Рождение Кэртё и первый подвиг

Янды Мэргэн Ураг-хан Хологон Баатор Улу

В старину, говорят старики,
В дни, когда на Орхон-реке
Вместо льда белый камень лежал,
А весною сходил как лёд;
И когда великан Хэрмэ
Не поднял еще стены гор,
Жил в степи у отрогов Шенё[2]
Хан могучего рода Урхён
Мудрый вождь Хологон-Баатор.
Сед как лунь и сильна рука,
По орлиному зорок глаз,
Что равнины насквозь пронзал;
Он водил табуны коней:
Десять тысяч жеребых кобыл,
Десять тысяч злых скакунов
(Их великим героям седлать),
А иного скота не счесть —
Все кормилось в степях его.
И бежала слава о нем
От Шенё до краев степи —
У бескрайнего где тот край.

Но не счастлив могучий батор,
Послилась Горе-тоска
В златотканой юрте его,
Под пологом из шелка там
Горько стонет Гюлё-Тегинь[3]
Молодая его жена.
Милой юрты отцовской давно
Не вдыхала запах, сменив
Ленты девичьи на убрус[4].
Ночи долгие десять лет
Посвящал ей муж, все одно
Нет у хана наследника. Тут
Призадумался Хологон;
Темной туче подобный лоб
Прочертили сотни морщин.
В думе тяжкой архи[5] попивать
С горя стал, не один домбо[6]
В думе горькой он осушил;
И опору ног потеряв,
Покачнувшись сидя, сказал:
«Нерадивая, знать, жена
Коль не может наследника мне
Уже десять зим как принесть,
Уже десять лет как родить!»
Так, напившись хорзы, говорил, —
«Иль из зависти проклята кем!»
Ничего сверх того не сказал.
Зарыдала Гюлё-Тегинь,
Ничего не сказала в ответ,
Лишь умыв уложила спать
Мужа — так поступать должно
С веку всякой доброй жене.
Утром мужа умыла, вновь
Налила ему вдоволь архи
Переваренной в двух котлах,
Чтоб унять головную боль,
И еды принесла ему:
«Угощайся хозяин мой.
Будь здоровым и сильным ввек!»
В думе тяжкой опять Хологон
Крепкой стал попивать архи
Переваренной в двух котлах,
Горькой стал попивать хорзы.
И опять говорить слова:
«Коль не может моя жена
Сына мне, — говорил, — родить,
Принести наследника мне…»
Так качаясь он говорил:
«Коль проклята моя жена!
Мне прогнать её должно, не то
Горя много людям и мне
Может близость её принести…»
И велел ей отдать коня,
И в дорогу её снарядить.

«Эй! — сказал Бологой-Гохой,
Для себя коня пожалев, —
Ей седую кобылу дам,
Что последней в стаде была,
У которой опущен живот,
И спина прогнулась углом…»
И ещё Гюль-Тегини сказал:
«Уезжаешь от нас ты вдаль,
Уезжаешь от нас одна,
А в степи одной не прожить,
Так зачем тогда тебе конь?
Ты бери кобылу и в путь
Отправляйся с кобылой скорей!»

Гюль-Тегинь снарядилась в путь:
Одеяло взяла с собой,
И овчинный теплый тулуп
Крепко сшитый взяла с собой,
Пару острых ножей стальных;
К торокам привязав бурдюк,
Лук с собой не тугой взяла,
Чтоб еду для себя добыть.
На переднюю луку седла
Длинный крепкий в кольца ремень
Собрала, и села в седло.
Поглядела в последний раз
На кочевье родное, ещё
Поглядела на юрту мужа, ещё
Попрощалась с супругом своим,
И такой на прощанье юрол
Им сказала Гюлё-Тегинь:
«Ты, родная юрта, храни
Без меня Хологона покой,
Теплой будь как жена, и очаг

1

Улигер (монг. песня) — крупная эпическая поэма (до 5-20 тыс. строк).

2

Шенё (шоно, шонё, шено, шоно…) — волк (монг.), в буквальном переводе строфа звучит, как: В отрогах волчьих гор.

3

Гюлё-Тегинь — цветок (тюрк. — монг.) (Гюлель — ласкательная форма, Гюльча — цветочек, уменьшительная форма), как и многие имена имеет четкую этимологию. Женщинам чаще всего давали имена существ или объектов женского рода (Цветок, Звезда, Газель, Счастье…), либо описательные (Красивая, Счастливая…). Тегинь — социальный термин отражающий статус его носителя, у тюрок присваивался обычно сыну, брату или племяннику кагана.

4

Ленты девичьи на убрус… — поэтический прием переводчика означающий замужество женщины.

5

Арха — молочная водка двойной перегонки у бурят, в монгольских языках — общее название молочной водки.

6

Домбо — кувшинчик для спиртного напитка (чаще деревянный).