— «Доказательства! Мне нужны доказательства!» — восклицает она в слезах.
— «Я вам доставлю их», — говорит друг, и почтительно кланяясь, удаляется: он свое дело сделал.
В этот день муж встречает чрезвычайно сухой прием, по возвращении домой.
Глава пятая
НАГРАДА ЗА ДРУЖБУ
Доставленный другом доказательства ясны, неоспоримы! Вот письма его, в которых упомянуто даже ея имя, но с каким пренебрежением и насмешками!.. Ей изменили, имя ея предали поруганию, и для кого, перед кем? Для продажных женщин, пред этими тварями!.. какое оскорбление! какая жестокая обида! вот от чего он был так холоден!.. «Я отмщу ему!» говорит она: «но как?»
В это время, как-бы угадывая ея мысли, является демон-искуситель, нарушитель семейнаго спокойствия; лицо его печально, на глазах видны следы слез, рука, которую, он подает молодой женщин, дрожит в ея руке.
— «Вы принимаете участие в моем горе?» говорит она грустно.
— «Можете-ли вы сомневаться в этом?» отвечает он с жаром; «я готов жизнь свою отдать, чтоб избавить вас от такого горя… но, к несчастию, прошлаго воротить нельзя.»
— «Да, вы сказали правду: прошлаго не воротишь.»
— «Но кто может ручаться и за будущее?» продолжает вкрадчиво искуситель: «прошлыя измены могут быть не последними.»
— «О я несчастная!» восклицает бедная женщина, закрыв лицо руками.
Молчание продолжается несколько минут, потом опять слышится голос искусителя: «К чему эти терзания? к чему мучить себя? это вам не поможет. Притом, по общественным понятиям, муж почти имеет право изменять жене».
— «Имеет?! кто смеет сказать это!!»
— «Все говорят. Развращенное наше общество смотрит на это сквозь пальцы!»
— «А женщины? А жены? какия же у них права?»
— «Этого-то мне и надо!» думает искуситель, и раздражает более и более уже и без того полуиступленную женщину.
Я уже сказала, что самолюбие в женщинах чрезвычайно сильно; тот, кто умеет искусно задеть и подстрекнуть его, всегда успеет сделать из женщин и с женщинами все, что задумал.
Как! Она, молодая, прекрасная женщина, не имеет никаких прав! Она, которая может блистать в обществах, быть царицею на балах, должна перенести с терпением, молча, кровную обиду! Да что ж она такое после этого? Безчувственная вещь?… Нет, ей дала природа такия же страсти, как и мужчине; отчего же он может быть ей неверным, а она…
Дойдя до этой мысли, молодая женщина вздрагивает всем телом. Она невольно подчиняется минутному действию какой-то сладострастной мысли; но в след за тем, бледная от внутренней борьбы, возвышает гордое чело, как бы хотя сказать: «Нет, он не порадуется моему падению!»
— «Скверно!» — думает друг-искуситель, который приобрев долговременною практикою искусство обольщать женщин, умеет прочитывать на их лицах сокровеннейший мысли, и мастерски переменяет предмет разговора. Стараясь показать вид, что хочет развлечь ее, он начинает разсказывать сначала веселые анекдоты, содержание которых так невинно, что их мог бы слушать ребенок; потом переходит к разсказам не много более свободным, а от них к историям безчисленных французских маркиз, которых все занятия заключались в одном слов: любовь.
Яд сладострастия заключается в этих разсказах; тонкою струею вошел он в сердце молодой женщины посредством слуха, и покрасневшее лицо ея не имеет более оттенка грусти.
Заметив это, друг ниспускается мало-помалу до самаго себя, и описывает свою минувшую жизнь; выдумывает небывалую любовь, от которой он чуть не умер, потому что ему изменили; говорит, что и после этой любви он мог бы быть счастлив; что он встретил женщину-ангел а, но она не свободна… Тут голос его прерывается; он стремительно целует руку молодой женщины, и отчаянно воскликнув: «Я не могу долее быть здесь!» — убегает[9].
Опытная кокетка осталась-бы совершенно равнодушною после сцен, разыгранных похитителем сердец и чести, но можно-ли требовать того же от молоденькой женщины, которая только что начала жить, и в добавок, считает себя оскорбленною в любви мужем.
Она садится за фортепиано, хочет играть, петь; но пальцы ея не слушаются, голос не повинуется; садится за работу; и не в состоянии работать; заняться-же хозяйством ей, просто, противно. — «Я больна», — сказала она сама себе, и начала припоминать то, что говорил друг ея мужа[10].
Мужа встречает она ни ласково, ни холодно. В минуту открытия измены, она готовилась осыпать его упреками при первом появлении; теперь-же мысль об этой измене не без-покоит ее более.
Находящияся в таком положении женщины почти никогда не имеют матерей, которым могли-бы довериться, перед которыми имели-бы возможность выплакаться, и от которых всегда получили-бы добрый совет. Низкие светские бездельники, Ловеласы и Дон-Жуаны нашего времени, умеют пользоваться положением этих несчастных женщин.
Два дня проходят, а друг не является. В течение этих двух дней, возстановленная против мужа и увлекаемая пылкостию собственной страстной природы, молодая женщина впадает в ложное убеждение, что друг любит ее, и что она его любит.
Три дня еще проходит, а его все нет: она вполне убеждена, что любит его без памяти.
На шестой день он приходит, как нельзя более кстати: воображение молодой женщины настроено на его лад.
Она бросается к нему, и вдруг останавливается, удерживаемая женским стыдом[11]; но он не дает ей пощады: прижав ее к сердцу (принято, что у каждаго человека есть сердце, но я в этом сомневаюсь), он говорит ей дрожащим голосом: «О нескрывай от меня этого! Не скрывай любви твоей! О если-б ты любила меня в сотую часть, как я люблю тебя!»
И первый преступный поцелуй был залогом преступной связи.
И долго шопотом говорили они, сидя друг возле друга.
— «Чего ты от меня требуешь?» — сказала она наконец, трепеща и довольно громко.
— «Вот любовь твоя!» произнес он с горечью.
— «Сжалься надо мною!» повторяла несколько раз бедная женщина.
А он говорил ей: «Ты отдала недостойному мужу все, что только может отдать женщина: невинность… и он наградил тебя за это изменою… Чего-же я прошу у тебя? я, который всю жизнь готов отдать за тебя? я прошу одного доказательства любви, — и ты отказываешь!»
Бедная женщина не догадывается спросить его, чем-же он вознаградит ее за честь, которою она ему пожертвует? Не вечными-ли угрызениями совести?
Слова замирают на устах ея; она с тоскою смотрит на него, как-бы вымаливая у него сожаление; но он неумолим, настойчив…
Под обаянием его взоров, она теряет совершенно разсудок; жертва с ея стороны кажется ей долгом, и она шепчет:
«Я приду к тебе вечером… но не здесь! не здесь!»
Назначенный час благоприятен для совершения преступления: муж уехал по делам, и воротится не ранее полуночи.
Накинув на плеча шаль, надев шляпку с темною вуалью, выходит она из супружескаго дома, куда вошла в первый раз невинною и куда должна воротиться сегодня преступною.
9
Описанный мною процесс соблазна совершается, конечно, не в один и не в два дни, но более или менее верен с действительностию. Всякий поймет, что честную женщину нельзя нравственно совратить с прямаго пути в одну минуту.
10
Оставить женщину действовать разгоряченным воображением на свободе, не мешая ей своим присутствием есть одна из хитрейших уловок опытных обольстителей.
11
Скажут, что этого в действительности быть не может; а я скажу, что разгоряченная лукавым обольстителем молодая женщина все равно, что больной горячкою. Молодыя женщины! взвешивайте каждое слово посторонних мужчин, бывающих у вас в доме, и если начинаете чувствовать что кровь ваша, от неизвестной вам причины, закипела, уходите скорее от них. Если вы остаетесь, то вы уже обольщены нравственно, а за нравственным обольщением почти всегда следует физическое.
