Она слегка улыбнулась, но взгляд у нее был напряженным.
— Ты вовсе не обязана была соглашаться, ведь правда. У тебя, должно быть, тоже было что-нибудь такое на уме, иначе ты не дала бы себя так легко обмануть.
— Верно,— сказала я.— Это было хорошо продумано. Господи, ну конечно, здесь появляется он и снабжает вас отсутствующей информацией, так?
— Не совсем.
— Как? Чего-то еще не хватает? Какая-то деталь зловещего плана отсутствует?
— Мы до сих пор не знаем, кто убил Олив.
— И Лиду Кейс,— сказала я,— хотя мотивы, может быть, были иными. Я подозреваю, что кто-то все-таки догадался, что происходит. Может быть, она просматривала документы Хью и нашла что-нибудь важное.
— Например?
— Если бы я это знала, я бы знала и кто убийца, не так ли?
Эбони нервно завозилась.
— У меня дел по горло. Может быть, ты просто скажешь, что тебе нужно.
— Сейчас посмотрим. Пока я тут моталась по городу, мне пришло в голову, что может оказаться полезным узнать, кто наследует акции Олив?
— Акции?
— Ее десять процентов. Уж конечно, она оставила их кому-то в семье. Кому?
В первый раз она была по-настоящему взволнована и румянец у нее на щеках был похож на настоящий.
— Какая разница? Бомба предназначалась Терри.
Олив погибла по ошибке, разве не так?
— Я не знаю, так ли это.— Я быстро вернулась к предыдущему вопросу.— Кто выиграл от ее смерти? Ты? Ланс?
— Эш,— произнес чей-то голос.— Олив оставила все акции своей сестре Эш.
Наверху возле лестницы стояла мисс Вуд. Я смотрела на нее снизу вверх. Она вцепилась в перила, все ее тело дрожало от напряжения.
— Мама, тебе не следует об этом беспокоиться.
— Боюсь, что следует. Зайди ко мне в комнату, Кинзи.— И миссис Вуд исчезла.
Я взглянула на Эбони, затем, миновав ее, поднялась вверх по лестнице.
ГЛАВА 24
Мы сидели в ее комнате возле двери на балкон, выходящий прямо на море. Легкие прозрачные занавески, прикрывающие дверной проем, слабо колыхались при порывах ветра. Спальный гарнитур был старым, все предметы разных размеров, которые они с Вудом, должно быть, сохранили еще с первых лет своей семейной жизни: туалетный столик с побитым шпоном, лампы к нему, уже потерявшие форму, с темно-красными шелковыми абажурами. Мне вспомнился магазин подержанных вещей с витринами, набитыми всякой ерундой, когда-то принадлежавшей разным людям. Предметы, находившиеся в комнате, отнюдь не составляли гарнитура, при этом старинными их тоже вряд ли можно было назвать.
Она сидела в кресле-качалке с сиденьем, набитым конским волосом, обивка на нем протерлась и лоснилась, а на подлокотниках местами даже порвалась. Она выглядела ужасно. После смерти Олив кожа у нее на лице поблекла, щеки были все в пятнах, свидетельствующих о нездоровой печени, и на них отчетливо были видны ниточки сосудов. Казалось, что за последние несколько дней она заметно похудела, и теперь кожа свисала складками у нее на предплечьях и кости проступали сквозь нее отчетливо, словно она была каким-то живым анатомическим пособием. Даже десны будто отставали теперь от зубов, процесс старения тела был теперь весь на виду, словно при ускоренной съемке. Казалось, ее угнетает какое-то еще не вполне определившееся чувство, которое сделало ее глаза тусклыми и безжизненными и от которого они покраснели по краям. Что бы это ни было, я подумала, что она этого не переживет.
Она доковыляла обратно в свою комнату с помощью своей палки, которую ставила совсем рядом с собой, опираясь на нее дрожащей рукой.
Я села на стул с жесткой спинкой рядом с ее креслом-качалкой и спросила у нее тихим голосом:
— Вы знаете, в чем тут дело, так?
— Думаю, что да. Мне нужно было заговорить гораздо раньше, но я так надеялась, что мои подозрения лишены оснований. Я думала, мы похоронили прошлое. Я думала, мы оставили его там, далеко, но это оказалось неправдой. В мире и так столько постыдного. К чему прибавлять еще?
Ее голос дрожал и руки у нее тряслись, когда она говорила. Она остановилась, борясь с каким-то внутренним запретом.
— Я обещала Вуду никому об этом не рассказывать.
— Вы должны это сделать, Хелен. Гибнут люди.
На мгновение в ее темных глазах вспыхнула искра жизни.
— Я знаю,— бросила она. Энергии хватило ненадолго, спичка потухла.— Ты делаешь все, что в твоих силах,— продолжала она.— Ты пытаешься делать то, что считаешь правильным. Жизнь идет, и ты пытаешься спасти то, что осталось.