– Да ну?
– Превращаю людей в богов.
Левинскому было плевать на нового знакомого. Он его совершенно не заинтересовал. Сейчас мысли реставратора крутились вокруг предложения, которое ему сделал именинник.
Браслет Викторианской эпохи! Кто бы сомневался в том, что такая роскошь никогда не будет принадлежать ему. Но бог с ним. Он просто подержит ее в руках, рассмотрит, если сумеет, то вылечит и на всю жизнь запомнит этот момент.
– Ты хоть фамилию его знаешь? – насмешливо спросил Андрей и указал бутылкой в сторону гостей, многие из которых уже с трудом стояли на ногах.
– Знаю.
Это утверждение было ложью. Левинский не помнил ни имени, ни фамилии. Про ранние фильмы он тоже вспомнил с трудом и, как оказалось, этим и покорил уставшее сердце героя праздника.
– Врешь, – легко угадал Андрей. – А из гостей кого-нибудь узнаешь?
Левинский всмотрелся в толпу. Кого-то он точно раньше видел. Но вот где и в каком качестве?
– Понятно, – заявил Андрей. – Я помогу. Тетка в розовом пиджаке работает ведущей кулинарного шоу. Мужик, который рядом с ней, трудится спортивным комментатором. Из артистической среды здесь присутствует с десяток человек, но их почти никто не помнит, потому что они мало снимались в кино. Возле стены парень с мобильником. Он продюсер. Рядом с ним участница шоу талантов. Сейчас она певица. Кстати, выбыла из конкурса, но сольник потом записала. Остальных тебе знать не обязательно. Здесь уже не юбилей, а обычная пьянка. Актер, который с тобой общался, давно и даром никому не нужен, но руководство киностудии обязано сохранить свой благородный фейс. Завтра они забудут про этого деда.
– А ты кто для него? Самый родной человек? – спросил Левинский.
Андрей не обиделся.
– Не поверишь, но да, так оно и есть. Я один из тех, кто все еще спрашивает у него про боли в боку и про то, как он спал ночью. Его никто не может отсюда пнуть, у него бессрочный пропуск на территорию. Приходит почти каждый день, суется во все павильоны, забредает к начальству. Оно с ним болтает, но недолго: «Дела, вы уж извините. Непременно приходите еще. Мы вас помним, мы вам рады». Тошнит от такого, но старик-то верит или делает соответствующий вид, приходит снова и снова. Никому не нужный, очень несчастный человек.
Левинский старался не вникать в то, что слышал. Все это ему было ни к чему. Главное сейчас – не потерять из вида подвыпившего именинника, а потом отправиться к нему домой.
В голове Левинского оформилась шальная мысль:
«А если я попрошу его продать мне этот браслет? Я нашел бы деньги, конечно, если цена будет не запредельной. Занял бы у бывших коллег, поговорил с женой, взял бы кредит в банке, в конце концов».
Андрея он слушал вполуха, не сводил глаз с гостей, танцующих под «Катюшу», всем своим видом показывал, что не намерен вступать в диалог.
– Я слышал ваш разговор, – негромко сказал новый знакомый.
– Да? – удивился Левинский. – Я тебя не заметил.
– А я взял и пришел, но вы настолько сильно были увлечены друг другом, что не обратили на меня никакого внимания.
– Ну и что? Слышал, ну и ладно, – пробормотал Левинский.
Андрей обошел стол, остановился рядом с ним и проговорил:
– У него дома целый склад. Там есть не только браслеты. Ты разбираешься в таких штуках?
– Что ты имеешь в виду? – Левинский заметно растерялся.
– У деда нет никаких наследников. Это значит, что все его имущество получит государство, которому наплевать на настоящую красоту.
– Ты мне что, убить его предлагаешь? – не поверил своим ушам Левинский.
– Ты совсем дурак? – Андрей отодвинулся от него. – Когда я об этом говорил?
– Да вот только что.
– Не ври, – заявил парень. – Я вообще только что тут оказался. А тебе надо бы поменьше пить.
Он в один глоток добил пиво, всучил пустую бутылку в руку Левинскому и расслабленной походкой пошел к гостям. Они его тут же заметили. Андрей радостно распростер руки, наклонился к пожилой даме, всмотрелся в лицо, после чего осторожно провел пальцем по ее лбу. Потом еще раз и еще. Женщина прикрыла глаза от удовольствия.
Левинский почувствовал прилив тошноты. То, что он увидел и услышал здесь и сейчас, встало у него поперек горла.
Он наплевал на браслет, который минуту назад вожделел, и пошел к выходу. Музыка и радостные вопли остались у него за спиной. Наконец Геннадий оказался на воздухе и с облегчением подумал, что чуть было не согласился сейчас на что-то до жути нехорошее.
Он достал сигареты, закурил и поднял взгляд в ночное летнее небо. Ему хотелось, чтобы с каждой затяжкой кошек, скребущих на душе, становилось меньше, но облегчение не наступало. Он понял, насколько мерзок этот мир и все те люди, которые в нем обитают. Байроном назвался, надо же! Слюни распустил, тварь!